До того как поступить в труппу English National Ballet, Катя Ханюкова была солисткой главной сцены нашей страны. После первого же спектакля в Лондоне — «Щелкунчика» — кто-то из английских критиков назвал Ханюкову «потерей для Киева», хотя сама балерина так не считает. Она регулярно приезжает домой не только к семье, но и выступать. Ближайшая на очереди — «Золушка» Прокофьева.
Первые несколько минут встречи мы говорим о парикмахерах и маникюршах — жалуемся, как сложно было найти своих мастеров в чужом городе. У нас обеих есть опыт жизни вне дома, в другой стране, где поначалу совсем нет знакомых. Кате в этой ситуации помогало полное погружение в работу и в роли.
ELLE: Вы говорите о возможности выражать себя в разных образах. Где проходит граница между «я» и ролью?
Екатерина Ханюкова: Мы очень сложносочиненные существа. Внутри — клубок эмоций, который порой очень трудно распутать. Сама я человек достаточно замкнутый, много времени проводила наедине с собой. Профессия этому способствует: во время поездок и туров целые часы можно проводить за чтением и прослушиванием музыки. Есть возможность заглянуть в себя — как и на тренировках, где я танцую в наушниках, что позволяет мне сохранить свой кокон, свой bubble. Из-за этого коллегам из English National Ballet поначалу казалось, что я замкнутая и заносчивая. На самом деле я очень общительная, но круг моего общения довольно узок.
Похожие материалы:
ELLE: Роль — это тоже bubble?
Е. Х. На сцене ты не боишься быть другой, так что это, скорее, выход наружу. На сцене меня не сдерживают стереотипы и нормы поведения, там не страшно признаться себе в чем-то. Там нет нюансов — есть только история любви и смерти. Все на максимуме. Если ты актер и занимаешься самоанализом, то психолог не понадобится: есть возможность проживать внутренние проблемы на сцене, в чужих жизнях. Театр — это вообще ворох страстей.
ELLE: Балет — это конкурентная эмоциональная среда?
Е. Х. Скандалы, интриги, расследования... Думаю, все из-за того, что на территории бывшего СССР театры крупнее. Например, только в балетной труппе Национальной оперы Украины работает 120 человек, а в моей труппе в Великобритании — около 60 человек. Для сравнения: English National Ballet — второй театр балета в стране после The Royal Ballet. По моему опыту, человек тем проще в общении, чем большего он достиг. Помню, мне было 18 лет, я танцевала «Маленьких лебедей» с Киевской оперой на гастролях. Спектакль вела Диана Вишнёва, одна из моих кумиров, и она перед началом подошла ко мне и поправила какие-то тесемки, которые торчали из пачки. Для меня это был шок: сама Диана Вишнёва подошла ко мне как коллега, хотя я была младше на 13 лет.
Похожие материалы:
В балете меня восхищает много женщин: Наташа Осипова, Яна Саленко, Марионела Нуньес, Тамара Рохо — мой директор, которая до сих пор танцует. Гордыня никого не украшает. Театр вообще строится на кордебалете. Солиста или солистку заменить — раз плюнуть. Точно так же театр держится на декораторах, осветителях, костюмерах: ты здесь благодаря результатам труда очень большого количества людей. Поэтому будь добра, выполняй свою работу хорошо.
ELLE: В Англии работа так же строится?
Е. Х. Больше всего в Англии я люблю то, что там люди — трудоголики. Да, есть премьеры и шоу вокруг нас, но ты все время работаешь не покладая рук, поэтому даже не замечаешь этого. В таком мире мне наиболее комфортно.
ELLE: Может ли балерина полностью реализоваться в Украине?
Е. Х. Конечно, в Киеве есть потрясающие балерины и педагоги, которые посвятили свою жизнь, свою карьеру Национальной опере и Украине в целом. Государство должно быть им благодарно. О них нужно заботиться. В нашей стране есть очень качественные постановки — например, «Раймонда». Некоторые спектакли я бы убрала из репертуара на несколько лет, чтобы пересмотреть. Нужно обращать внимание на их посещаемость. А еще важно с умом выбирать спектакли для гастролей: скажем, «Лебединое озеро» ставят везде, а вот «Женитьба Фигаро», «Грек Зорба», «Спартак», «Раймонда», которые ставят в Киеве, — редкие спектакли, их нет в репертуарах мировых театров. Их стоит возить и показывать, это наши козыри, визитные карточки. Кроме того, детские спектакли — «Русалочка», «Щелкунчик», «Чиполлино», «Белоснежка и семь гномов» — большая редкость и огромный наш бонус. Его нельзя потерять. Именно с этих спектаклей следует начинать знакомство с балетом. Например, мое началось с «Русалочки».
Похожие материалы:
ELLE: Можно ли сравнивать развитие балета в Украине и Англии?
Е. Х. Интересно, как будет дальше развиваться отечественный балет, ведь у нас очень хорошие педагоги. Дело в том, что существует две очень разные системы финансирования театра. В Украине театр будет двигаться туда, куда движется бюджет. На данный момент у нас бюджет военный из-за ситуации в стране — на поддержку национальных театров выделили более 500 миллионов гривен. Это большие деньги, их достаточно, чтобы что-то сделать. Но та же Национальная опера — огромная махина: балетная труппа, опера, оркестр, костюмеры, уборщики, охрана, менеджмент... Такую структуру очень сложно двигать, остается только надеяться на государственное финансирование. В English National Ballet государственная поддержка составляет всего около 30% бюджета. Остальное — касса и деньги спонсоров. Что их привлекает? Думаю, истинные любители балета, поддерживающие искусство, — это лишь меньшая часть меценатов. Остальных может заинтересовать налоговая льгота.
ELLE: Чтобы привлечь спонсоров, в любой стране балет нужно уметь продавать.
Е. Х. Чтобы его продать, качество постановок должно быть безукоризненным. У нас есть совет директоров, который после вложения денег в новую постановку (например, в «Корсар») по истечении сезона хочет видеть результат. Им интересно, как отбиваются вложенные средства, им интересны схемы, почему люди ходят или не ходят, — чтобы исправить ситуацию, если это потребуется. Они подходят к балету с расчетом, с умом. В таком случае искусство окупается. Труппа сосредоточена только на балете, а остальное — дело менеджмента.
Похожие материалы:
ELLE: Не превращается ли это в супермаркет? Очень многое зависит от зрителя.
Е. Х. Публика должна понимать: ее мнение ценят, именно оно формирует репертуар. Чтобы люди покупали абонементы, они хотели бы знать афишу на полгода вперед, понимая, какой состав в каком спектакле танцует. Театр — это бренд. Например, Ла Скала — это бренд. Чиновники должны понимать, что бизнес можно делать на театре, а не на коррупционных схемах.
ELLE: Какое место в этой схеме занимает артист?
Е. Х. Его нужно беречь, ведь балет — очень травмоопасная работа. Необходимо точно знать, что даже после серьезной травмы ты защищен, ты сможешь вернуться в труппу, ты не предоставлен сам себе. Нужна социальная защита и уверенность в том, что получишь помощь реабилитолога. Работа в Англии гарантирует большую социальную защищенность.
ELLE: Это и привлекло в возможности работать за границей?
Е. Х. Прежде всего я стремилась самореализоваться как артист. Нельзя останавливаться. В украинском театре тоже была возможность развиваться, но мне захотелось танцевать больше современных постановок, поработать с другими хореографами и попробовать себя в новой системе. Было сложно переехать в страну, где никого не знаешь. Проблема не в языке, а в том, что всю жизнь оставляешь в Украине — родителей, любимых друзей. Первые полгода я просто пахала не поднимая головы, хотела впитать максимум информации. Со временем коллеги из труппы стали моими лучшими друзьями. Они внимательно следят за событиями в Украине: например, после моего возвращения мы договорились вместе посмотреть номинированный на «Оскар» фильм «Зима в огне». Это предложила не я, и мне очень приятно — коллеги знают, что я горжусь Украиной. То, что я сейчас работаю в Англии, не означает, что я собираюсь сжигать мосты.
Похожие материалы:
ELLE: Есть ли в карьере балерины место для политической активности?
Е. Х. Например, сейчас у нас в Лондоне создается прекрасный проект: три женщины-хореографа готовят свои постановки. Мне импонирует эта идея, поскольку я также ощущаю гендерное неравенство. Мужчин среди хореографов значительно больше, надо это менять. Женщины способны делать замечательные вещи. Мне очень приятно, что мой круг общения состоит из женщин, которые всего добиваются сами. Да, нас все еще называют слабым полом, но мы очень сильные — и физически, и духовно.
ELLE: Интересно, что образ балета построен именно на некой легкости, парении. Но ведь балет — очень силовая штука.
Е. Х. Это стереотип. На сцене я работаю принцессой, хотя не люблю ни розовый цвет, ни стразы, но для спектаклей могу все это примерять. Я выхожу из дома около девяти утра, переодеваюсь в тренировочную одежду, работаю, возвращаюсь около восьми вечера. Балет выглядит довольно скучно, хотя жизнь балерин со стороны может казаться похожей на сказку.
Похожие материалы:
ELLE: Работа балерины — тяжелый труд?
Е. Х. Конечно, это нелегко. Но если я это скажу, исчезнет сказка и магия. Я сама этот путь выбрала. Балет — это физический труд, но я не люблю вдаваться в подробности. Пусть он останется сказкой для девочек, которые влюбятся в него и захотят им заниматься. Хотя своего ребенка на балет я бы не отдала.
ELLE: Я вспомнила, как часто в соцсетях постят фото, посвященные балеринам и их ногам: мозоли, синяки, заклеенные пластырем пальцы. Фокус — на контрасте магии спектакля и собственно рабочего инструмента артистов.
Е. Х. На всех фотосессиях я прошу держаться подальше от моих ног, хотя знаю, что всех это привлекает — как руки боксера. В Киеве я не надеваю вьетнамок, пока не пройдет хотя бы неделя с конца сезона.
ELLE: Вы сказали, что не хотите разрушать магию. Но зачем эта магия?
Е. Х. Правда в том, что балет — честный. Ты видишь результат своей работы, и ни за что нельзя спрятаться. Его видят и зрители. Ты забываешь о личной жизни и работаешь без выходных, но ты добьешься успеха. По окончании карьеры балерины, когда начнется настоящая жизнь, я бы хотела реализовать много социальных проектов — например, помогать балетной школе (весной Екатерина утвердила стипендию для иногородних учащихся в Киевском хореографическом училище. — Прим. ред.). Я с интересом жду выхода на пенсию.
Похожие материалы:
