Депрессия 101: навстречу «Полуденному демону»

Лет десять назад я точно так же выглядывала в широкое окно своей спальни и с любопытством наблюдала за прохожими и проезжающими. Мне всегда казалось, что они спешат (ну или неторопливо шагают каждый в своем темпе) в направлении крайне интересной и насыщенной жизни с морем заманчивых предложений по всем фронтам — от карьеры до личной жизни и всего, что посерединке длинного списка*.

* Включая обязательные пункты со звездочкой из разнообразного ассортимента социальных активностей, красивых вещей и фонтана положительных эмоций каждый день.

Конечно, дело было совсем не в материальной подоплеке, а, скорее, в ожидании чего-то большего, лучшего, абсолютно отличного от того, что было. А было не плохо, нет, просто идеальная картинка вырисовывалась другая — масштабнее и ярче.

Подростковый максимализм на пару с идеализмом были к этому непосредственно причастны, но ощущения были очень даже реалистичными. По отношению к будущему, естественно. Потому что в этом будущем я, взрослая и реализованная, была одним из этих отмеченных спокойной уверенностью лиц. Конкретные обстоятельства виделись разными, но одного они не включали точно. Меня, взрослую и все еще в начале разных путей самореализации, выписывающую цитаты из 670-страничной книги о депрессии. Нет, в моих смелых фантазиях они могли бы быть хорошим материалом для очередного журналистского исследования, но совсем не теоретической инструкцией или напоминаниями для самой себя. Такой расклад я точно не визуализировала.

«Чем больше они начинают требовать от жизни — не чего-то конкретно большего, а просто больше, чем у них есть в каждый данный момент, тем они более склонны страдать от несоответствия своих стремлений своим достижениям», — Эмиль Дюркгейм, социолог 19-го века, о причине самоубийств.

Тем не менее вот она я, печатающая подобные откровения и не уверенная, что кто-либо их опубликует или увидит. Подозреваю, что этот большой разрыв между «есть» и «должно было бы быть» — немаловажное откровение, объясняющее тематику. Да, первый из уроков взросления гласит, что жизнь никому ничего не должна. Как и наоборот. Ни первое, ни второе не повод для саможаления или цинизма до мозга костей. Зато дает возможность научиться принимать и давать без излишних ожиданий к себе и другим, причем не в отвлеченно-духовном контексте, а в самом что ни на есть приземленном.

Но книга Эндрю Соломона чуть о другом. «Демон полуденный. Анатомия депрессии» — это обстоятельное исследование феномена депрессии от ее жертвы. Прекрасно образованный представитель привилегированного класса, он может сойти за воплощение одного из стереотипов, которые и развенчивает — в данном случае о преимущественной прослойке больных. Нет, депрессия не зарезервирована благополучным средним классом и знаменитостями, у которых все есть, кроме счастья. И нет, это не болезнь 21-го века, она была распространена задолго до и прошла все стадии человеческого отношения: от непонимания и суеверного ужаса до рационализации и трендирования.

Интересностей, о которых вряд ли слышали даже любители случайных фактов, тоже хватает. Тут мне сразу вспоминается эпидемия душевной болезни среди инуитов, для которых «крайняя физическая близость... делает необходимой эмоциональную сдержанность». Оказывается, когда выживание зависит от сплоченных усилий, подрывать их своими проблемами становится нежелательно. В то время как жестокость бывает способом удержать свои исчезающие Я и разум в этой реальности. Наркотические пристрастия, смежные с расстройством, развиваются и рассматриваются параллельно, а не вместе. То же самое, кстати, относится к суицидальности, которая не обязательно исчезает вслед за депрессией. Лечебные препараты периодически передвигаются из мира медицины в мир наркотиков и обратно: героин разрабатывался как средство от кашля, экстази был запатентован немецкими фармакологами еще до Первой мировой войны. Бесчеловечность лагерей Второй мировой давала такие силы противостоять, которых не воссоздавала жизнь за их пределами. Малоприятная социальная функция мучительных страданий — обратная сторона дара любить. Глубоко и уязвимо для ударов судьбы. Ну и неблагоприятные цирковые условия могут довести до жестокого самоубийства и осьминога.

Это только некоторые впечатлившие акценты из моря данных, погружение в которое явно стоило усилий, ментальных и эмоциональных. Одно это заслуживает уважения, но то, каким вышел результат на берегу, подкрепляет его вдвойне. Несмотря на сравнительную давность произведения (2000-е), оно все еще актуально и интересно за счет основательного подхода автора. Он дает информацию, много информации и из разных отраслей знаний, дополняя настоящими трогательными историями и экспертными комментариями по каждому освещенному пункту. Его мнение по тем или иным вопросам определенно прослеживается, но не в ущерб объективной подаче. Депрессия — явление комплексное, и оглавление явно это отражает: начиная с повествования от первого лица с перерывом на описание методов лечения и исторической справки и заканчивая неоднозначной ролью политики и эволюции в этой нейроголоволомке. В общем, труд однозначно заслуживает внимания, несмотря на поднятую проблему или именно из-за нее.

Теперь будет логичным перейти к записям на бумаге, с которых все началось. Они должны были запечатлеть некоторые ориентиры на сейчас и не очень-то желанное, но предсказуемое «потом» (об этом подробнее чуть ниже). В файл на Notion они вылились абсолютно загадочным для меня самой образом. Противиться своим писательским импульсам не в моих привычках, но этот оказался связан с гораздо более личным. Это ли не считать знаком? Я решила долго не думать и послушать свой внутренний голос, у него пока есть кредит на ошибки.

«Если это похоже на депрессию, обходитесь с этим как с депрессией», — Сильвия Симпсон, клиницист из Университета Джонса Хопкинса.

То, что ты переживал(-а)/переживаешь в какой-либо форме, вариации и проявлениях, — это депрессия. Не затянувшееся удрученно-никакое настроение, экзистенциальный кризис или личная эпоха разочарования. Это все неплохие подсказки для общего фона, но они не описывают полное состояние. И то, чем она вызвана, не играет роли, так что не стоит винить себя за несоразмерность реакции и раздражителя. «С точки зрения химии между депрессией, вызванной смертью члена семьи, и депрессией, случившейся из-за крушения двухнедельной любовной аферы, нет никакой разницы». Нам нравится нормирование всего, что поддается рациональному объяснению, поэтому крайняя обостренность первой вызывает больше принятия. А вот идентичность клинических ощущений в обоих случаях скорее смущает и обескураживает.

Слишком смелый самодиагноз? Так только пациент и может его озвучить. Как оказалось ближе к концу книги, не нехваткой серотонина единой. Сказать, что депрессия — это просто «сбой в биохимии мозга», значит сделать наивное упрощение. Да, определенные биохимические процессы коррелируют с ней, но причинно-следственные связи все еще не очевидны, да и отслеживаются эти вещи в лабораторных условиях. Прибавим к этому еще ряд возможных объяснений, сосуществующих друг с другом и вносящих лишь одну ясность. Единственным надежным показателем остается восприятие, на нем и базируются соответствующие медицинские опросники. Если вам настолько плохо, что вы готовы назвать это состояние депрессией, — вы правы. Это заявление никак не освободит вас от необходимости исправно функционировать в мире взрослых и ответственных? Тем более. Драматизация ради привлечения внимания имеет срок годности, а бросаться такими словами, даже в уме, зрелые, знающие, о чем говорят, люди не станут. Они знают, что самый пронзительный драматизм — в его отсутствии, в давящей тишине, а не истерических криках. Из этого и будем исходить.

«Я уже мог делать более или менее все, на что был способен всегда, только все еще пребывал в состоянии ангедонии — равнодушия к радостям жизни, неспособности испытывать хоть какое-то удовольствие. Я подстегивал себя, чтобы держать форму, но теперь, когда мне хватало сил спрашивать, зачем я себя подталкиваю, не находил этому внятных объяснений» (Эндрю Соломон).

Ощущение бессмысленности и глубокого, как будто зашитого под кожей, одиночества, — это данность, убегать от которой не стоит. Точно так же как пытаться ее трактовать и осмысливать какими-то сложными концептами. Фокус на каждодневном будет стратегией получше. Любоваться, пусть даже немного теоретически, красивым цветением вишни, руководствуясь вкусом, а не пробуждаемыми эмоциями. Покупать тюльпаны с дачи и улыбаться естественному человеческому взаимодействию с кем-то, кого ты больше и не увидишь никогда. Радоваться удачно завершенному заданию на работе или важному личному проекту. Осуществлять долгожданные перемены без ставок на них как на переломный момент для эффектной ретроспективы. Они могут им стать, а могут и не стать — в любом случае не узнаешь, пока не попробуешь. Тем не менее бороться за их значимость в жизни и в голове придется.

Все это легче принимать не как части большой картины с сакральным значением, а как случившиеся хорошие моменты. Всего лишь. За неимением глобального «зачем» такие ответы тоже подходят. Да, преобразование болезненных эмоций в творчество любого рода тоже неплохая идея (вспомним книгу-первоисточник моего порыва). Востребованность конечного продукта может не оправдать ожиданий, но сам процесс приносит облегчение. Если это будет правдой не только для автора, но и для зрителей/читателей, большего смысла в бессмысленном стоит еще поискать.

«Если однажды познал, что в тебе нет такого «Я», которое никогда не рассыплется, тебе уже никогда не бывать самим собой. Нас учат полагаться на себя, но поди-ка положись, если этого самого себя, на которого надо положиться, нет» (Эндрю Соломон).

Депрессия — это измена восприятия, что опасно не только и не столько потерей ощущений «здесь и сейчас», сколько методическим подтачиванием фундамента. Стоит ли упоминать перспективу обвала? «Я» в таком состоянии имеет мало общего с тем, что до этого казалось целостной единицей, личностью, определяющей багаж за плечами и намеченный курс вперед. Эндрю Соломон вообще утверждает, что как такового нетронутого «я» не существует, в отличие от кучи «я», сводящих мир и наш выбор каждый день и миг. И в таком случае логика подсказывает только один вывод. Изменения в ощущении неизбежно влекут за собой фактические сдвиги. Потому что в депрессии выбор делать гораздо труднее — в принципе, а не только правильные. Становится очень легко упустить эту «непереступаемую точку, невидимый край, лежащий на приличном расстоянии от того места, где скала обрывается фактически». Отсюда и стандартные рекомендации о соблюдении режима, физической активности, общении с близкими и так далее. Как по методичке, которая на n-й раз уже просто раздражает, но выполняет одну важную задачу. Настойчивые советы работают на контрдействие этим самым сдвигам. Следовать им тем более утомительно, что улучшение самочувствия не гарантировано. Они только нивелируют, хотя бы частично, наносимый ущерб и отдаляют от той самой точки невозврата. Слышали фразы про «на каждый шаг вперед — два шага назад»? Вот это тот самый случай, только шаги назад тут более чем приветствуются.

Привыкание к депрессии — это физиологический акт с мозгом на нашей стороне. Борьба с ней — это битва с частью себя, потому что биохимия и структура мозга действительно подвержены искажениям. Как сердцу, пережившему инсульт, ему нужны все меньшие стрессы для реакции той же силы, повышается уязвимость системы. Реактивность (влияние внешних факторов) подменяется эндогенной (той, что идет изнутри) природой болезни, появляются признаки хроники. Актуальность ее только подкрепляется объективно существующими и слишком четко осознаваемыми проблемами/вопросами. В режиме выздоровления появляется больше шансов с ними справиться, но сами предметы тревоги никуда не испаряются.

«Депрессия, как секс, хранит неугасимый орел тайны — она всякий раз новая» (Эндрю Соломон).

Практически это значит, что с каждым депрессивным эпизодом вероятность рецидива, все меньше подкрепленного событиями по факту, выше. Игра на предотвращение немного понижает шансы и повышает качество жизни между кризисами. От жизненных перипетий, конечно, не спрячешься, да и альтернатива эта подходит мало кому. А вот бережное отношение к себе начинает играть новыми красками. Во всем широком спектре — от заботы о теле с теми самыми инстаграмными кадрами из ванной до поддержания ровного настроения. С минимумом напряженного ожидания и удивления, если одним днем краски все-таки сгущаются. Средства каждый подбирает сам, по собственному опыту. Среди наиболее универсальных я бы выделила очень осознанное отношение к взаимодействию с другими людьми, особенно с теми, с кем стабильно сложно. Знание собственных поведенческих тенденций позволяет подстелить там, где жестко. Видеть, где ты сам предопределяешь разрушительный исход. Определять границы не для отделения от остальных, а сознательного выхода за них туда, где безопасно. В контексте обсуждения это «безопасно» больше, чем фигура речи.

Забота — это глагол, такой же, как и любовь. Это глубокое знание и уважение к тому, кем ты становишься на пути к своим идеалам. Поддержание баланса между поднажать для желаемого результата и восстановлением ресурса для следующего усилия. Доверие к своим решениям, особенно тем неочевидным, которые не прослеживаются в биографии или резюме. Тем, одобрять и осуждать которые некому, кроме собственного отражения в зеркале. Например, не впускать в свое поле зрения то, что дает ход саморазрушительным мыслям, даже когда любопытно. Прислушаться к ободряющему голосу извне, а не безнадежному внутреннему. Не раз и не два, пока не получится наложить его на свой. Выбрать ответ вместо того, чтобы от него убегать или начать оправдываться. Не сравнивать себя с другими онлайн-проекциями, даже с теми, кто очень сильно импонирует. Выбирать себя во всех этих случаях, чтобы было что отдавать туда, где это имеет смысл.

«Депрессия в своих худших проявлениях — ужасающее одиночество, и именно благодаря ей я научился ценить близость» (Эндрю Соломон).

При этом окружать себя поддержкой и любовью необходимо. Позволить быть рядом, молча или в отдалении. Особенно когда эта потребность в близких будто смазанная: вроде и есть, а вроде и как-то отдельно от тебя. Слушать их обнадеживающие фразы, которые пока что звучат как полый набор букв. Не всеми мыслями захочется делиться даже с теми, кому доверяешь как себе, и в какой-то момент может прийти страх. Боязнь того, что и им в конце концов надоест задавать этот обыденно-озадачивающий вопрос: «Как ты?» Социально корректный ответ сложно сформулировать, когда кажется, что на фальши с полуслога словят и просто знакомые. Как бы то ни было, родные по умолчанию способны на многое, если есть доверие. Искреннее общение и любовь тех, кто выбрал быть в твоей жизни, со всеми ее периодами — не единственное, но мощное лекарство.

«В природе не существует суицидометра, болеметра или печалеметра», — Дебора Кристи, детский психолог из Лондонского университетского колледжа.

Точно так же нет и универсальной таблетки или процедуры, подходящей всем и в любой ситуации. Антидепрессанты, как выяснилось, работают без каких-либо гарантий, а они ведь результат многих часов научных изысканий. Терапия — классная вещь, но хороша настолько, насколько хорош конкретный врач, а доступ к специалистам сильно зависит от географии и финансовых возможностей. Так что выписавший себе диагноз во многом и ответственен за лечение. Безусловно, не лишним будет выяснить, работает ли что-то из уже известных миру средств. Как и определиться с личным emergency kit, аварийным комплектом, досягаемым большую часть времени и укомплектованным под уникального тебя. Учитывая повсеместность маркетинговой кастомизации, персонализированность подобных средств не должна вызывать вопросов. Одна только загвоздка. Самый большой и экспертный консилиум не даст простых ответов. Единственный экспериментатор и одновременно подопытный в этой затее — ты сам. Детектив в поисках тех самых неграндиозностей, способных замедлить, приземлить и ободрить, заставить осязать или подумать.

Скорее всего, в голове сразу всплывает пара проверенных вариантов (злоупотребление чем-либо лучше из этого списка исключить, у него слишком кратковременное действие). Не лишним будет их записать как отдельное напоминание на экстренный случай. Оказание скорой самопомощи требует оперативности и интервенций, часто примитивнее, чем можно предположить. От себя могу поделиться тактикой от обратного. Она совершенно точно подойдет не всем, но может оказать очень даже отрезвляющий эффект. Важно только найти то, что срезонирует. Например, подкаст Terrible, Thanks For Asking как честные откровения вместо обманчиво спокойного «хорошо, спасибо, вы как?». Печаль бывает парадоксально жизнеутверждающей. И не потому, что кому-то хуже, чем тебе. А оттого, что переживаем мы одни и те же чувства по-разному. Сила прожитой кем-то истории для меня неоспорима, что в общем-то и неудивительно. Депрессия развивает эмпатию, которая ее же и облегчает. Еще один из ключиков к опытности в отношении собственного Я.

«Главное, о чем следует помнить во время депрессии: потерянное время не вернешь. Его никто не припрятал на черный день, чтобы компенсировать тебе годы катастрофы... Пережди, но займи время ожидания как можно более полно. Вот мой совет депрессивным людям. Держитесь за время, не давайте жизни проходить мимо» (Эндрю Соломон).

Период между депрессивными моментами, сколько бы они ни длились, — противоречиво звучащий повод концентрироваться не на устранении причины, а на облегчении симптомов. Неприятно, но здраво звучащая цитата из книги гласит, что «если данный приступ наступил в автоматическом режиме, что толку искать источник стресса, подтолкнувший исходный процесс? Для этого уже просто поздно. То, что починено, всего лишь залатано и целым не станет никогда». Возможно, немного мрачновато, но такой подход снимает огромное бремя ответственности. Если восстановить ситуацию до первозданного вида не представляется возможным, остается регулировать более управляемые ее проявления. И этого должно быть достаточно. Прекрасно, если жизнь докажет обратное. Но если нет, она не обречена на провал.

---