Право на запрет: как превратить "нельзя" в эффективный инструмент

Мой первый парень был тираном. Мне было пятнадцать, а он запрещал мне пользоваться розовыми тенями, носить мини, при встрече целовать в щеку друзей-мальчиков, пить без него мои первые и потому такие желанные «маргариты» и «лонг-айленды». По сути, он запрещал мне почти все. Он был старше и казался мне очень опытным и мужественным. Наверное, поэтому я боялась открыть рот и сказать все, что думаю об этих запретах. А может, потому, что это были мои первые сильные чувства, моя первая большая любовь и первый мужчина — и я, не имея возможности сравнивать, считала такие отношения если не нормой, то терпимой ситуацией. Терпение растянулось надолго: два года я была послушной овечкой, выбросившей косметику, растерявшей друзей и не знающей, чего она хочет, кроме как жить с НИМ долго и счастливо.  

Между прочим, «долго и счастливо» было вполне реальной перспективой: в шестнадцать лет я уже получила от него предложение руки и сердца. Не знаю, где был мой мозг (наверное, там же, где и косметика), но я согласилась. И тут же столкнулась с еще одной серией запретов — на этот раз от родственников и государства. Первые возражали против такого выбора: мой потенциальный супруг был диджеем, имел татуировки и хотел, чтобы я родила ему троих детей и работала в маленьком магазине у моря в нашем маленьком городе, — а родные хотели, чтобы я получила образование в лучшем вузе Киева. У государства имелся свой запрет: в нашей стране девушкам запрещалось выходить замуж раньше семнадцати лет (с 2012 года была внесена, судя по моему опыту, крайне нужная поправка в Семейный кодекс Украины, поднявшая возраст бракосочетания для женщин до восемнадцати лет). К тому моменту в мою голову уже закралась мысль об абсурдности собственного решения, но запреты сделали свое дело: я рьяно бросилась «бороться за свою большую любовь» и начала реализовывать планы по замужеству.

Сейчас я уже точно могу сказать — это был исключительно протест против запретов, а никакая не любовь. И несмотря на мои истерики, мама была абсолютно права, когда после долгих безуспешных уговоров не покупать справку о беременности для загса просто спрятала мой паспорт — так она уберегла меня от поступка, о котором я бы вскоре пожалела. То есть в этом конкретном случае запрет пошел на пользу. Да, тогда я ненавидела своих родных, а сейчас я не устаю благодарить маму — самого мягкого человека в моей жизни — за то, что она нашла в себе силы пойти против моего абсурдного желания и не допустила моего раннего замужества. Не знаю, что бы со мной случилось, где бы я была теперь и кем, если бы не тот запрет.

На сайте интернет-издания Science Daily упоминается недавнее исследование канадских ученых, в ходе которого стало ясно: за время введения запрета на курение в общественных местах люди не бросили курить дома или там, где такого запрета не было. То есть запрет работает только в определенный момент и действует в течение ограниченного времени, но никак не способен изменить поведения индивида. Вот почему попытка одного из пары надавить на курильщика, чтобы он бросил вредную привычку, практически всегда неудачна. Это подтверждает Сильвия Кайроуз, доцент кафедры социологии и антропологии Университета Конкордии: гораздо более мощный мотиватор для того, чтобы курильщики уменьшили количество выкуренных сигарет дома — их близкие, которые не переносят табачного дыма. То есть наши привязанности более эффективны, нежели государство и закон.

Между прочим, это чуть ли не единственное исследование, касающееся запретов. Я не нашла ответов, например, что чувствуют люди, которые живут, повинуясь чужим приказам: бессилие, злость, равнодушие? Почему одни способны жить в состоянии «разрешение — запрет», а другие стремятся действовать по своей воле и бунтуют против чужой? Запрещать другим — иногда можно или совсем исключено? И где посредством запретов начинается подавление свободы и заканчивается забота? Почему окружающие считают себя вправе запрещать нам то, что не вписывается в их понимание «нормального»? До какого момента мы можем что-то запрещать собственным детям? И как именно нужно выражать запрет, чтобы он был эффективным инструментом, а не борьбой за власть? Практикующий психолог Ольга Корниенко поясняет, что есть две категории запретов: от родителей детям и от взрослых взрослым. «Первые — это выражение заботы, они дают ребенку понять, что в мире есть рамки, которые не только ограничивают, но и создают устойчивость, с ними мир кажется более понятным и определенным. Но в отношениях запрет — это не плод любви, а личное состояние запретителя. Запрет может возникнуть на основе страха и тревоги: жена запрещает мужу ходить на встречи с друзьями, боясь, что он «загуляет», — так она пытается уменьшить свою тревогу за счет ограничения активности партнера. Запреты могут рождаться из недоверия: муж запрещает надевать жене открытые платья — он не доверяет ей и опасается, что она уйдет к другому. Такой контроль партнера через запрет помогает всего лишь избежать конкретного действия, но не его причины. Иногда запреты призваны продемонстрировать власть и компенсировать неуверенность в себе: я хочу, чтобы меня слушали, поэтому налагаю запрет и чувствую свою силу». История в тему: я пишу эту статью в гостях у моих дяди и тети. Слышу разговор дяди по телефону — он рассказывает другу, что хочет поехать с семьей в Буковель, и добавляет: «В прошлый раз я так и не встал на лыжи — Оксана (жена) запретила. Она уверена, что я разобьюсь, если буду кататься в горах». В такой незаметной семейной тирании годами живут миллионы пар. 

И практически всегда добровольно: один наделяет себя правом запретить что-либо партнеру, второй молчаливо или после непродолжительной борьбы подчиняется. Здесь нет монстра и жертвы — задействованы оба. Необъяснимо, но факт: десятки моих знакомых мужчин — состоявшихся, успешных — попали в ловушку запретов. Я часто слышу их жалобы, что жена не пускает на рыбалку/в паб/на бильярд с друзьями, — и у меня возникает вопрос: почему? Почему взрослый, талантливый в своем деле мужчина соглашается с таким положением вещей, а потом рассказывает истории, в которых жена выглядит цербером? Почему он не расставит все точки над «i»? Таким же ребусом для меня была ситуация, произошедшая на встрече выпускников этим летом. Вечеринку в честь десятилетия выпуска организовывала я, и я же предупредила, чтобы никто не приглашал своих партнеров — жен, мужей, любовников. Потому что при таком раскладе дискомфорт испытывают все — проверено. Как выяснилось позже, мужа моей одноклассницы это привело в бешенство и он запретил ей идти на праздник. Она пришла в конце вечера — в слезах, без малейшего настроения. А я в итоге размышляла, имеем ли мы право запрещать партнеру все, что кажется нам неправильным, странным, демотивирующим, или это именно тот случай, когда благими намерениями вымощена дорога в ад? Мне кажется, увлекшись подобной чисткой, мы рискуем однажды не узнать человека, которого полюбили. Потому что мы — это также и люди, которыми мы дорожим, вещи, которые нам нравятся, хобби, которые приносят нам радость. Лишите любимого человека хотя бы одного пункта — и он перестанет быть собой. Можем ли мы запрещать близким людям делать то, что наносит или может нанести им вред, но доставляет удовольствие? Сложная задача.

Работая над этой статьей, я столкнулась с сотнями вопросов на юридических порталах и форумах от родственников лудоманов, проигрывающих в онлайн-казино семейные состояния. Отчаявшиеся близкие пытались выяснить, каким образом можно запретить зависимому брать кредиты для нескончаемых игр. Мне кажется, постановка вопроса неверна. Правильнее было бы спросить: как сделать так, чтобы игроман мечтал не выиграть миллион долларов, а избавиться от своей болезни, съедающей всю его жизнь? Тогда никакие запреты не понадобились бы. К сожалению, мы забываем о разрушительной силе запретов, когда дело касается любовных отношений. Если друзей мы готовы принимать в их «базовой комплектации» и нам даже в голову не придет позволить себе запрещать им что-либо, то партнеров мы часто беремся ограничивать, насаждая порой абсурдные запреты. Я слышала множество споров на тему «Что делать, если парень ненавидит мою лучшую подругу и запрещает мне с ней общаться?» и «Как мне запретить ему так себя вести?» То есть тут фигурирует целых два ограничения. Это как пить фервекс, снимающий симптомы, вместо того чтобы заниматься профилактикой и грамотным лечением, — например, отказаться от общения с теми, кто, мимикрируя под любовь, вводит запреты на общение с дорогими сердцу людьми. Так или иначе, запрет — штука неоднозначная, зачастую на грани.

Например, моя двоюродная сестра, 15-летняя Аня, живет меж двух огней — бабушкой и мамой. Бабушка — хирург с сорокалетним стажем и хроническим ужасом перед лифтами («Ко мне столько изнасилованных девочек привозили на прием!»), парками, подъездами, незнакомцами (по той же причине), роликами, скейтами и практически всем, что может двигаться и нанести ущерб телу («Я столько поломанных ног и рук лечила после этих катаний!»), косметикой («Она портит кожу, я до пятидесяти лет не красилась!»), гаджетами и девайсами («Останешься без глаз и мозгов!»). Когда я предложила научить Аню кататься на сноуборде, бабушка схватилась за сердце и объявила, что это произойдет только через ее труп. Мама, то есть дочь бабушки, всю жизнь прожившая в условиях тотального контроля и ограничений, решила, что своей дочке она не будет запрещать ничего. Теперь Ане не запрещают общаться по скайпу с мужчинами из Ирана, курить, гулять допоздна, красить губы красной помадой днем и делать пирсинг там, где хочется. Подросток не знает слова «нет», требует на день рождения iPhone 7, учиться хочет только в Европе, носить — только вещи категории люкс. Аню не интересует, что ее папа потерял работу и уже не может спонсировать все ее прихоти, она с рождения не привыкла к ограничениям и запретам. «Чрезмерные запреты создают у ребенка ощущение ограниченности его возможностей: он не учится проявлять себя, взаимодействовать с миром, ошибаться и исправлять содеянное, — поясняет Ольга Корниенко. — Действенные запреты должны быть: — простыми, иначе ребенок не поймет, что именно ему запрещают; — немногочисленными, поскольку большое количество запретов создает ощущение тотального «нельзя», из-за которого хочется сбежать или сделать наоборот; — с последствиями разного уровня: при доверительных отношениях расскажите, что с вами произойдет, если запрет будет нарушен («Если ты на меня крикнешь, я буду подавлена, зла, разочарована, мне захочется крикнуть в ответ»); если ребенок не хочет слышать про ваши чувства, можно ввести «санкции» за нарушение («Я перестану с тобой общаться, ты помоешь за меня посуду десять раз, тебе нужно будет извиниться»); — точными.

Можем ли мы ЗАПРЕЩАТЬ близким ЛЮДЯМ то, что наносит или может нанести им ВРЕД, но доставляет удовольствие?

Например, вы можете разрешить: «Ты можешь на меня крикнуть только в шумной обстановке или экстремальной ситуации, когда действовать нужно моментально. Все остальное — неприемлемо»; — с учетом возраста ребенка и его потребностей. Важно понимать, насколько у него развит самоконтроль, эмпатия, интерес к миру. Нельзя запрещать то, что для него естественно на данном этапе. Чаще родительскую рамку ломают в подростковом возрасте. На этом этапе ребенок учится вырабатывать свою систему координат, соотносить ее со старой и забирать то, что он считает полезным, а родительские запреты во многом теряют свою силу. Здесь важна база ценностей, сформированная у ребенка ранее. Подростку важны не столько нравоучения, сколько присутствие — физическое и эмоциональное, чтобы он смог прийти «в случае чего». Открытость родителей для разговора, готовность обсудить животрепещущие темы любви, секса, стыда, разочарования и злости позволит снизить давление в виде запретов. Подросток узнаёт и пробует себя в разных ролях — иногда скатываясь в крайности. Родители могут высказать, что для них является крайностью и в какой момент они поставят преграду в виде запрета».

Та же тонкая грань касается ограничений, связанных с религией. Прошлым летом прогремел запрет на буркини во Франции. Попытки запретить ношение хиджаба женщинам и девочкам предпринимаются в России, Норвегии, Франции. Сейчас в Осло призывают ввести запрет на проверку состояния девственной плевы. Что это — политические предрассудки или нарушение права сохранять ментальную идентичность нации? На этом фоне ставший легендой запрет Стива Джобса пользоваться смартфонами более получаса в день выглядит трогательной заботой о малышах. Такой запрет вполне логичен. Вопрос заключается лишь в том, как после него не стать монстром в глазах собственных детей, которых вы пытаетесь лишить любимого гаджета. Пишу статью и понимаю: многие мои знакомые (я в том числе), выросшие на свободолюбивых книгах «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери, «1984» Оруэлла и очень нежного «Искусства любить» Фромма, хотя бы раз в жизни сталкивались с тем, что не могли найти среди огромного арсенала моральных средств для общения с близкими людьми ничего более эффективного, чем запрет. Осознав это, я ощутила, что простила маму своего мужа, которая после всех попыток разлучить нас запретила жениться на мне. Чаще всего ситуация «раздражитель — запрет» возникает, когда мы чувствуем себя беспомощными и слабыми в сложившихся обстоятельствах и не знаем, что сказать или сделать, лишь бы это предотвратить. То есть проблема не в том, что кто-то хочет поступить так или иначе, а в нас самих, в неумении найти правильную реакцию и выстроить диалог. Получается, нужно этому учиться, а если и запрещать что-то, то исключительно самим себе. Например, наедаться после восьми часов вечера, забывать о том, какими мы были подростками, вымещать злость на близких, проводить хотя бы день без мини-тренировки или засыпать, не помирившись с любимым человеком.

---