Вас надули

Где проходит грань между наглым враньем и элегантным вымыслом, выясняла Катя Ауэр.

Вечер выдался недружелюбным. Тон задал лысый человек в очках. «Что вы на меня уставились? — выпалил он, ворвавшись с двадцатиминутным опозданием и хлопнув дверью. — Да, я ехал из Гостомеля. Не всем повезло купить жилье в Киеве».

Я изначально хотела, чтобы моя лекция на тему «Как не надо делать глянцевые журналы» носила неформалmный характер, и полгода искала для ее алкогольного спонсора. Первым делом обратилась к поставщику любимой крепкой настойки. «Вокруг слишком много негатива, — сказал маркетинг-директор. — Уберите из названия частицу «не», и можем работать».

Понимание я встретила у производителя энергетических напитков. Ребята прониклись, предложили сделать из лекции целый курс и выделили под проект семьдесят ящиков по двадцать четыре банки, а также оплатили аренду актового зала в историческом особняке. Лекции среди лепнины с реквизитом из ярких жестяных баночек выглядели сюрреалистично. Трудно было понять, за чем приходят слушатели — за свободными знаниями или за бесплатной энергией. Но просчитывать риски стоило раньше, а сейчас надо было найти зацепку, чтобы выстоять в схватке с оравой энергетически заряженных нигилистов.

Этой зацепкой стала хрупкая Лика Бернштейн. Как только заканчивалась лекция, вокруг нее добровольно собирался женский костяк и приступал к слушанию ее жизненных притч. «Когда Сонечке исполнилось пять и она цитировала Блока и Пастернака, я отобрала у нее все книги, отвезла их в наш загородный дом и спрятала на чердаке среди охотничьих трофеев, — драматично возвестила Лика. — Девочка не должна быть умной. Я не расскажу ей, что ее дед был знаменитым математиком, и не позволю освоить этот предмет. Это может испортить ей жизнь. Я разрешаю дочери посещать танцы и пение, но мы это прекратим, как только она добьется результата. Девочке не нужна привычка добиваться результатов. Результатов должны добиваться ее спонсоры, а она — быть для них ярким фоном». — «А как же самореализация?» — пропищала камикадзе в джинсовых шортах, но ее вопрос не был удостоен даже взгляда. «Сонечка подружилась с одноклассником, — вещала Лика, — и это меня беспокоит. Она угощает его моими бутербродами с хамоном иберико и дает списывать. У девочек не должны формироваться привязанности. В будущем это усложнит логичный переход от обеспеченного спонсора к действительно богатому».

Постепенно курс лекций «Как не на-до делать журналы» трансформировался в серию монологов «Как житьс Ликой». Парни дезертировали, остались девушки. Заметив, с каким нетерпением поглядывают на часы слушательницы, я сократила свои лекции до получаса.

«Отдыхая в Севилье, я захожу в бутик на Королевской площади и обнаруживаю там журнал Glitter за апрель 2007 года. Я перечитываю в нем все ту же статью про супермодель Сальваладжо. Я знаю в этой статье каждую строчку, и я не читаю другой глянец. Статья за 2007 год целиком удовлетворяет мои глянцевые потребности». — «А что там написано?» — спросила новенькая камикадзе. Лика впервые расслышала вопрос. «Что дочь футбольного арбитра может стать как минимум футбольной телеведущей и женой знаменитого спортсмена. Повторяю, как минимум. Если к двадцати пяти годам у вас нет ни статусной работы, приносящей глубокое удовлетворение, ни супруга-миллионера, то вы прожили жизнь неправильно, и пора ставить на себе крест».

Интерес к моим лекциям так и не возрос. Не помогли даже темы «Что нужно знать о белье главреда» и «Можно ли заработать на бракованных вклейках, сдав их в макулатуру». Лика прокомментировала происходящее в свойственной ей манере: «Девочки хотят развлекаться — есть такая песенка, которую, кстати, написала и исполнила сестра моего калифорнийского мужа. Твои лекции неплохи, но у них есть недостаток. Они делают людей умнее. А я не хочу, чтобы другие женщины умнели. Ведь любая из них может оказаться моей конкуренткой. Чем больше вокруг меня глупых девочек, тем больше шансов у меня на успех. Я бы не стала скармливать им бредни, если бы они сами этого не желали. Заметь, с каким пренебрежением они слушают тебя и с каким восторгом заглядывают в рот мне. Глупым девочкам нужны элегантные вымыслы».

Лекции сократились до пятнадцати минут, после чего за мой стол официально усаживалась Лика и принималась обучать девушек глупостям. В одну из сред она рассказала, что мужчина, как и женщина, не должен быть слишком умным. Также она поведала о коллекции ювелирных часов, доставшейся от второго мужа, о том, как дочь разбила джип третьего мужа о скалы Аляски, и сколько платков в оранжевых коробках подарил ей муж номер четыре.

В следующую среду Лика сообщила слушательницам, что с удовольствием проконсультирует желающих, как грамотно вытягивать из мужчин средства, чтобы даром получать платки, часы, шубы и джипы, и уточнила, что консультации предоставляет в обмен на флакон небезызвестных удовых духов.

Через неделю студентки явились на лекцию, неся в дрожащих руках нужные черные коробочки. Я не сомневалась, что Лика увенчает фокус разоблачением, повелев студенткам истратить заветные флаконы первого в их жизни нишевого парфюма на самих себя и разъяснив, что с уважения к себе начинается завоевание мира. Так я представляла финал спектакля. Вместо этого Лика выделила каждой по три минуты и покинула здание через сорок минут с полным пакетом черных коробочек.

Оценивать каждые три минуты своего времени в полторы сотни евро я пока не научилась, поэтому спросила Лику, что выдающегося она поведала слушательницам. «Какая разница? — расхохоталась она. — Расспросила их о самом ужасном сексе, заставила парочку сознаться в изменах, троих попросила назвать самые неудачные части их тела, а одну даже продемонстрировать». — «Лика, это же развод!» — ужаснулась я. «Развод меня на негативные эмоции, — продолжала смеяться собеседница. — Ты не представляешь, какая это мука — по бартеру смотреть на неидеальные ягодицы!»

А в среду утром она позвонила и, всхлипывая, попросила отсканировать ее документы, поскольку сама ложится в больницу на внеплановую операцию. «Ничего серьезного», — прошептала Лика, и я примчалась к ней домой. Меня смутило отсутствие в квартире как признаков жизни
обеспеченного шестого мужа, так и заявленных ранее произведений учеников Босха, доставшихся по наследству от прадеда-мецената. Но разве об этом стоит думать, когда женщина, столкнувшаяся с непре-одолимыми обстоятельствами, роняет скупые слезы? «Ты сможешь сбросить это мне по имейлу до утра? Умоляю, моя дочь умирает на Аляс-ке», — сказала Лика, сморкаясь.

Чтобы справиться со сканированием увесистой пачки, пришлось пропустить лекцию. В полиграфической лавке я обнаружила, что документы принадлежали не Лике Бернштейн, а Елене Лядовой, у которой вместо трех образований европейских университетов оказалось одно незаконченное в областном центре. Загранпаспорт элитной путешественницы был девственно чистым, в отечественном детей и браков не числилось. Застеснявшись того, что сунула нос в чужие бумаги, я отыскала Лику Бернштейн на фейсбуке, увидела, что двадцать минут назад она зачекинилась в заведении неподалеку, и отправилась по адресу. За стойкой полупустого бара сидела Бернштейн-Лядова в окружении наших студенток. Та, которой в это время должны были делать операцию, билась в припадке безудержного смеха: «Дочь умирает на Аляске! Представляете, как легко развести человека?» Меня никто не заметил, и я вышла, сопровождаемая звонким смехом Лики-Елены, которая объясняла слушательницам, что ей было лень сканировать документы, и она решила сделать это за мой счет.

По дороге я вспоминала лже-Дмитриев, о которых рассказывали в школе, и прочих аферистов, о которых читала в глянце. Гении, сделавшие актерство своим жизненным кредо, по ходу зарабатывали бонусы в виде контрастного душа из материальных благ и тюремных заключений, славы и ссылок, интриг и пыток. У личностей, игравших по-крупному, на кону была жизнь, а у мелкой врунишки Лядовой — лишь эмоциональные привязанности, которых она рисковала лишиться после очередной неудачной микроаферы.

Если бы мне зачем-то понадобилось придумывать свою жизнь, что бы я сочинила? Что я изобрела летаю-щий паровоз, приводимый в движе-
ние дыханием пассажиров? Или что неаполитанские портные сшили по моей мерке новую модель немнущегося женского блейзера, которая
произведет фурор в 2016 году? Ничего толкового не приходило в голову. Мне подумалось, что вранье — исключительный способ снять с себя
ответственность за собственную тусклую жизнь, переложив ее на вымышленное альтер эго.

В метре от меня по набережной шел молодой человек. Я ринулась к нему и возбужденно протараторила: «Послушайте, у меня поломана правая
рука, — в этот момент я сунула ему Ликины документы. — Вы держите мину замедленного действия нового поколения, ее может обезвредить
только вода, но я боюсь промахнуться». Той ночью руками случайного прохожего я выбросила документы Елены Лядовой в реку.

Лика-Елена стала одним из главных разочарований в моей жизни, но лишь потому, что вначале я была ею очарована. Задумавшись о том, что привлекло меня в мелкой самозванке, я еще больше полюбила глянцевую журналистику. В вымышленном мире и правда, и вымыслы элегантнее. Например, на днях мне надо закончить статью о североитальянской мануфактуре, шьющей мокасины. Тамошние мастера начинают каждое утро со свежих анекдотов. Тот, над чьим анекдотом меньше смеются, угощает своих коллег кофе — так мне рассказал один из мастеров. Я не могу знать, правда ли это, ведь я не бываю на той мануфактуре каждое утро. Но полагаю, что вдохновляющий вымысел может быть полезнее демотивирующей правды. Если вы не превращаете всю свою жизнь в фикцию, оставляя для невинных фантазий крошечные островки, вам доступно абсолютное детское счастье.

Дети, когда их одноклассники беззастенчиво фантазируют, говорят друг другу: не ври. Это зря. Я четко помню, с чего началось мое увлечение автомобилями и путешествиями. Одноклассник Петя Морюшкин сообщил мне, что у машин за границей треугольные колеса. Помню свое
изначальное доверие к Морюшкину, закравшиеся сомнения и непреодолимое желание проверить изложенный факт. Если бы не фантазия Морюшкина, возможно, мне не удалось бы объехать за рулем столько потрясающих мест.

Посетив три семинара по ремеслу сторителлинга, я не нашла в них практической пользы. Меня не тянет представлять себя тем, кем я не являюсь — к примеру, успешным оратором. Я быстро вычисляю мелкую ложь и отношусь к ней без раздражения, мысленно желая лгуну найти
мирное применение своей фантазии, научиться отделять ее от неэлегантной лжи и наслаждаться здравой детской потребностью в сказках. Добрые с печальным концом или циничные со смешным — любые сказки подходят, если после них хочется жить по-настоящему.


Реклама

Популярні матеріали

Як Амстердам відчуває травму війни у фільмі «Окуповане місто»:...


Легкі весняні речі для дому від українських брендів


Банановий хліб за класичним американським рецептом


Читайте також
Популярні матеріали