ELLE Начнем с главного — с предстоящей премьеры. Почему Гоголь, почему именно это произведение?
Раду Поклитару Я провел очень большую исследовательскую работу. Считаю, что как человек, для которого украинский язык не является родным, я совершил настоящий подвиг, прочитав огромное количество украинской классики на языке оригинала. Я всегда ценю литературную первооснову как одну из главных составляющих будущего спектакля. Помимо того что произведение должно меня цеплять как автора — а такие действительно есть в украинской литературе, — это должно хорошо продаваться. Таковы условия существования современного театра: мы не можем себе позволить сделать постановку с дорогими декорациями и костюмами, которая займет весь коллектив на полгода и на которую потом будет тяжело продавать билеты. Поэтому после многих кастингов выиграл Николай Гоголь и его «Вий» — ведь это, без сомнения, гениальное произведение, роскошная литературная первооснова для сюжетного спектакля, наполненная контрастами, действием, фантасмагорией. Я думаю, постановка будет пользоваться популярностью у зрителя.
Меня мучает вопрос: как сделать по-новому, но при этом не навредить
ELLE Учитывая ваши возможные интерпретации и рефлексии, о чем будет этот балет?
Р. П. О «Вие» Гоголя. Ничего нового. Я как правило с большим уважением отношусь к литературной основе, сохраняя в живых всех персонажей. У них остаются прежние имена и функции, но очень многое меняется и в сюжетной линии, и в психологии героев. Так же будет и в этот раз.
ELLE Вам явно нравится работать с литературой. Вас можно назвать книжным человеком?
Р. П. Мне придется вас огорчить: в последнее время я стал совершенно некнижным человеком. Моя книжность закончилась лет десять назад, когда я полностью окунулся в работу с «Киев Модерн-балетом». У меня совсем не остается времени на чтение. Если я что-то и читаю, это напрямую связано с моей работой. Как в случае с «Вием». Я прочитал очень много именно потому, что мне нужно было найти именно это произведение среди моря литературы. Но в моем ежедневном расписании, к сожалению, нет окна, которое я бы мог посвятить чтению. Мне нравится работать с литературой по одной простой причине. Люди, занимающиеся современным танцем, делятся на два лагеря: первый считает, что любая литература, любая сюжетность — это унизительный костыль. Так же как абстрактная музыка и живопись, этот лагерь старается отказаться от любой помощи танцу извне и существовать самостоятельно. Их оппоненты считают, что сюжетность не вредит, а помогает раскрывать сущность современного танца
и позволяет ему быть более понятным зрителю. Я отношусь ко второй категории сюжетников. У меня есть и абстрактные опусы, но это скорее исключения.
ELLE Примерно десять лет назад, когда стартовали первые телевизионные танцевальные шоу, это неожиданно способствовало популяризации современного балета. Как вы считаете, за прошедшее время успела вырасти постоянная аудитория вашего театра?
Р. П. Чтобы ответить на такой вопрос, нужно проводить специальные маркетинговые исследования, а лучше всего метить какими-то неизвестными веществами-маркерами людей, приходящих в наш зал, чтобы понимать — будут ли они присутствовать в следующий раз. Или даже стоит сделать тест на уровне ДНК, чтобы выяснить, придут ли в театр их дети. Это, конечно же, шутка, но я полностью с вами согласен касательно телевидения. Я сначала негативно относился к ТВ-шоу, но на определенном этапе понял, что получился удачный
симбиоз. Многие зрители «Киев Модерн-балета» впервые пришли на наши спектакли, потому что хотели посмотреть на этого дядю из телевизора, а уже потом поняли, как это здорово, и стали приводить своих друзей и детей.
ELLE Самый ценный совет, который вы получили в начале своего творческого пути?
Р. П. У меня было несколько таких интересных моментов. Расскажу об одном из них. В свое время пионером современного танца в России был наш великий современник Евгений Панфилов. Это хореограф-самоучка из Перми, который основал театр «Балет Евгения Панфилова», существующий и по сей день, хотя самого Евгения Алексеевича уже нет в живых. В свое время в Витебске на фестивале, куда я поехал в качестве дебютанта (по-моему, это был 1996 год), я представил миниатюру «Волшебная флейта Пана» по древнегреческому мифу. И слетел позорно с первого же тура конкурсного отбора. Что примечательно, уже много лет я председатель и член жюри Фестиваля современной хореографии в Витебске — знакового для современного танца всего постсоветского пространства. Так вот, после своего поражения я подошел к Панфилову и спросил: «Евгений Алексеевич, я показал миниатюру о флейте Пана, помните? Скажите, пожалуйста, почему я не прошел?» — «Да, помню. Понимаешь, у тебя Пан такой... с рожками, коричнево-зеленый. И нимфа вся такая нежная. Это же полная ерунда! Вот если бы у тебя Пан был в смокинге, но при этом остался Паном, вот это было бы круто». Я поблагодарил за совет. Отошел в сторону с мыслью, что Панфилов сошел с ума. Но по прошествии времени я понял, насколько он был прав.
ELLE Расскажите, пожалуйста, как вы подбираете исполнителей для того или иного балета? Какие качества цените в них?
Р. П. Ценю яркую индивидуальность, хорошую координацию, естественность... многие качества. Что касается выбора исполнителей, это всегда сложный процесс. Потому что есть какие-то очевидные вещи, и когда ты делаешь составы на третий, пятый, седьмой спектакль, начинаешь понимать, что волей-неволей уже создал амплуа для артиста и он снова его повторит в новом спектакле. Ужасно хочется этого избежать. С другой стороны, есть опасность, что в другом амплуа артист будет недостаточно убедителен. Это интервью пишется заранее, и я могу сказать, что сейчас я еще нахожусь в стадии подбора актеров на роли в «Вие». Меня мучает вопрос: как сделать по-новому и при этом не навредить?
ELLE Чтобы Вий был в смокинге?
Р. П. Вий в смокинге — уже пройденный этап. Меня волнует, каким образом можно избежать клише инженю, мужчины-монстра, женщины-вамп. Каким образом сподвигнуть актеров на другие роли и при этом не навредить общей концепции спектакля.
ELLE Кто стал автором музыки к вашему «Вию»?
Р. П. На мой взгляд, музыка — самое главное, что есть в нашем спектакле. Также меня подтолкнуло к выбору произведения Гоголя как первоосновы нового балета то, что украинский композитор Александр Родин, наш гений-современник, работал со мной на всех этапах тернистого пути выбора литературного материала. Не буду называть, от каких произведений я отказался. Замечу лишь, что по некоторым уже были составлены сценарные планы, Александр готовился сочинять музыку. Но в какой-то момент он предложил мне послушать уже готовую получасовую сюиту к «Вию», которую он когда-то написал по заказу одного дирижера. Просто для разнообразия. Я послушал и подумал, что если дописать еще немного музыки, то может получиться полноценный балет на два акта. В итоге так и вышло. Уже готовую музыку мы разбросали по моему либретто, определились с тем, чего нам не хватает. Александр создал совершенно потрясающую, органичную музыку. И я счастлив, что мы записали ее с симфоническим оркестром под руководством маэстро Владимира Сиренко в Доме звукозаписи Украинского радио. Это впервые в моей карьере. Даже если проект выйдет неудачным, эта запись точно останется в истории украинской музыки.
ELLE Что нужно для того, чтобы в Киеве появилось здание театра современной хореографии?
Р. П. Я не фантазер, думаю, об этом нет даже смысла мечтать — к сожалению, культура не является приоритетом для украинского государства. Да, сейчас страна переживает тяжелое время, идет война. Но и до этого сфера культуры не была в фаворе. Ужасно, что в Киеве за все годы независимости построен всего один театр — Театр на Подоле. Это было суперсобытие. Я очень люблю и уважаю Виталия Малахова, рад, что у его коллектива появился долгожданный дом, но все равно стыдно трубить, что это стало прорывом для культуры. Украина самая большая страна в Европе, и в столице почти за тридцать лет построили всего лишь один маленький, компактный театр... Поэтому ждать, что кто-то отгрохает для «Киев Модерн-балета» сценическую площадку, не приходится. Я с напряженным вниманием слежу за тем, как идет процесс выделения здания под репетиционную базу нашего театра, — надеюсь, все закончится благополучно. Для нас это будет огромным достижением. Я очень боюсь сглазить, поэтому больше ничего не расскажу. Ждем!
ELLE Ваш самый большой профессиональный и человеческий страх?
Р. П. Он появился с годами и с ними же усугубляется. Каждый раз я боюсь начинать репетиционный процесс в зале. Если не ошибаюсь, «Вий» будет сорок третьим балетом, который я поставил. И все равно я боюсь, поскольку нужно сделать что-то абсолютно новое, но ведь за плечами столько всего! Озарения же не приходят по щелчку. И тебе кажется, что ты исписался, что ничего не выходит. Твое настроение передается артистам, все ходят мрачные. Но потом это проходит, раскочегаривается — и мы начинаем двигаться вперед к очередной премьере.
Как человек я боюсь утратить умение радоваться жизни. С возрастом мы становимся черствее. Я часто вспоминаю, как мы с мамой ездили из Кишинева в Одессу на море. У нас была традиция любоваться морем со смотровой площадки недалеко от Оперного театра. Хорошо помню, как захватывало дух от первого моря в сезоне, от его бесконечности, простора. Но потом, когда я приехал в Одессу молодым человеком, это ощущение куда-то исчезло. Вот это ужасно — перестать чувствовать чудо!
Как человек я боюсь утратить умение радоваться жизни. это ужасно — перестать чувствовать чудо!
ELLE Что вас больше всего мотивирует?
Р. П. В творчестве меня мотивирует, как бы банально и прозаично это ни звучало, ответственность за свое детище, за «Киев Модерн-балет». Я понимаю, что должен делать свою работу, должен двигать театр вперед. Театр на самом деле живет от гастролей до гастролей и от премьеры до премьеры. Пока я чувствую в себе силы, я должен делать все возможное, чтобы то, что я начал, было сделано по-настоящему хорошо.
