Древние жители Страны восходящего солнца верили, что их архипелаг похож на могучего дракона: северный остров Хоккайдо является его головой, Хонсю и Сикоку — туловищем, а Кюсю и Окинава — хвостом. И когда у нынешних потомков спрашивают, где бы они хотели жить на склоне лет, именно Хоккайдо фигурирует одним из первых в этом списке. Для японца второй по величине остров страны — то же, что для американца Аляска или для русского — Камчатка. В общем, далекая провинция, малолюдный край. В отличие от других частей страны, здешние города и деревни — не более чем анклавы, со всех сторон окруженные могучими вулканами с глубокими ущельями и каньонами, хрустальными озерами, густыми лесами и безлюдными пляжами. Эти дикие, неприрученные заповедные просторы лишь слегка причесаны гребешком цивилизации и сполна воздают путешественнику за все тяготы пути своими ландшафтами первозданной красоты и целебными термальными источниками. Но главное — ощущением безграничной, абсолютной свободы, способной любого вдохновить на написание хокку.
Похожие материалы:
Вкус японского севера
Жаль, что странствия великого японского поэта Мацуо Басё так и не привели его на Хоккайдо, хотя именно сборник его стихотворений послужил мне самой настоящей путеводной нитью, на которую нанизывались бусинки впечатлений. Вообще, до VII столетия этот поразительной красоты остров, название которого переводится как «область северных морей», даже не упоминался в японских летописях, да и много позже о нем пренебрежительно отзывались разве что как о «крае варваров, волосатых айнов». Теперь же этих робких и застенчивых, близких российским северным народностям «аборигенов» на Хоккайдо осталось очень мало, и в Саппоро, главном городе острова, живут потомки японских колонистов, добравшихся сюда лишь в XIX веке. Название северной столицы Японии означает «река, бегущая через заросшую камышами долину». Правда, в наши дни по тротуарам-берегам ее широких, словно прочерченных под линеечку улиц и вдоль тянущихся к бездонному небу «камышей» многоэтажных домов струятся безупречно одетые офисные работники, развеселая молодежь и редкие японские (а также заморские) туристы. В этом мегаполисе, возведенном при содействии американских градостроителей (увы, напрочь лишенных воображения), разделенном парком Одори на две равные половинки, не чувствуется ни спешки, ни суеты. Ритм жизни здесь лишен столь обычной для Японии стремительности — даже наоборот, преисполнен какой-то особой мечтательности и вдумчивости (даже на местном рыбном рынке, куда я направился в поисках самых свежих суши). Наверное, потому, что на огромной территории Хоккайдо обитает лишь пять процентов от всего населения страны. «Коренные японцы» относятся к Саппоро как к превосходной базе для исследования отдаленных уголков острова. И не в последнюю очередь их привлекает одна из важнейших гастрономических достопримечательностей Хоккайдо — изумительные крабы. По совету местных друзей я как-то отужинал в главном крабовом ресторане Саппоро, Kanihonke, целиком и полностью посвященном этому деликатесу. Его ориентиром служит видимый издалека огромный муляж волосатого краба, который застыл над входом, словно декорация из японского фантастического фильма ужасов. В холле приютившего его многоуровневого здания переливается озерцо с живыми крабами, не подозревающими о своей участи, а сам ресторан расположился на нескольких этажах. Многие предметы интерьера — от подставок под палочки до пузатых пепельниц — посвящены этому обитателю морских глубин. Изображения крабов красуются и на оригинальных собственных «деньгах» ресторана, напоминающих купоны «Монополии», — они стоят дешевле, чем настоящие японские банкноты того же номинала, что можно с выгодой для себя использовать при последующих визитах. Под высоким потолком с обнаженными опорами мерцают решетчатые бумажные фонари, полы уютных залов застелены мягкими циновками, усыпанными душистыми подушками для сидения, стены отделаны темным бамбуком, а рядом с декоративным окошком-иллюминатором расположилась статуэтка опершегося на посох и блаженно улыбающегося Будды — судя по всему, он уже погрузился в послеобеденную нирвану. Процесс приготовления — в моем присутствии, прямо перед носом — и подача всевозможных блюд из волосатых, королевских и снежных крабов просто завораживает! Чтобы составить наиболее полное впечатление обо всех гранях вкуса «иконы гастрономии» Хоккайдо, мне посоветовали заказать фирменный банкет кинпа (что-то вроде дегустационного меню). Его название переводится как «волна» — действительно, последовательность сервировки блюд напоминает набегающие на «берег голода» девять валов. Тофу с крабовым мясом подается в качестве закуски, затем следуют салат и темпура, суши и сашими, густой наваристый суп, сябу-сябу и сукияки, рисовая каша с водорослями... Фигурируют в банкете и прозападные изыски — запеченный прямо в панцире гратен, сочный стейк, который с любовью режет на маленькие кусочки официантка, и даже самое настоящее крабовое фуа-гра с ложечкой из клешни! Все было настолько нежным и свежим, что таяло и растворялось во рту, словно воздушная вата. Завершением банкета послужили сезонные фрукты (мне досталась дыня). Правда, после такого пиршества, достойного упитанного борца сумо, десерт было трудно осилить. Покидая Kanihonke после двух часов, проведенных на приеме у «его величества краба», я понял, что имел в виду улыбчивый молчаливый Будда: «лишь тот, кто пробует — знает». В знак согласия я лишь погладил свой заметно округлившийся живот.
Похожие материалы:
В гостях у селедочных баронов
Всего в получасе езды от Саппоро, но словно в паре столетий от современной Японии расположился очаровательный портовый городок Отару. Его главный символ — длинный дугообразный канал с отражающимися в воде, потемневшими от времени деревянными складами и каменными коммерческими зданиями XIX века, которые снискали этому району славу японской Уолл-стрит. В паре шагов от канала в помещениях бывших складов расположились кафе и рестораны, ремесленные и стеклодувные мастерские, музеи и сувенирные лавки. Но знающих людей этот город привлекает прежде всего возможностью пожить на уникальных нисин-готен — «селедочных виллах». Их бывшие владельцы заработали огромные барыши на торговле сельдью, стаи которой кишели полтора столетия назад в прибрежных водах Отару. Эти зажиточные рыбные негоцианты окружали себя всей доступной им роскошью и не скупились на оплату труда умелых мастеров, тщательно и придирчиво отбирая строительные материалы по всей стране. Разумеется, у этих вилл есть все, что отличает реканы (традиционные японские гостиницы) в других частях страны — причудливо раскрашенные и бесшумно скользящие двери, натертые до блеска лакированные полы из массивной доски, отделанные красным кедром коридоры, изысканная мебель, строгая геометрия и симметрия. Но много здесь и местного колорита: многоуровневые черепичные крыши усеяны метками бывших хозяев и кувыркающимися керамическими фигурками сельди, изображения этих рыб также присутствуют на витражах, в виртуозной каллиграфии, украшающей стены, и даже в лепнине на потолке. Посреди таких вилл находятся панорамные онсэны — горячие источники на открытом воздухе. Из них открываются чудесные виды на Ота-ру и залив Исикари. Неподалеку от них расположен лучший аквариум Хоккайдо с впечатляющей коллекцией местных рыб и млекопитающих. А по вечерам следует непременно прогуляться по набережной, окаймляющей канал Отару. Она становится особенно романтичной именно с наступлением сумерек, когда этот живописный променад погружается в желтоватый свет старинных газовых фонарей. Над головой парят неугомонные чайки, воздух пахнет морем и водорослями, лодки покачиваются на пепельных волнах у причалов, сумрачно вздыхая и поскрипывая, а в тяжелой маслянистой воде подпрыгивают рыбы, оставляя за собой медленно разглаживающиеся круги.
Игровая площадка богов
Стоит лишь немного отъехать от побережья Хоккайдо, как свидетельства его непродолжительной истории, изумрудные рисовые и соевые поля, животноводческие фермы и прочие приметы человеческой деятельности редеют, теряются и наконец исчезают совсем — начинается царство первозданной природы. Ее «твердыня» и по совместительству географический центр острова — обширный парк Дайсецузан. На его территории находятся шестнадцать могучих вершин, отсюда и название — Большие снежные горы. Заповедник считается самым крупным наземным национальным парком Японии. По-моему, именно это замечательное место отражает дивную, изменчивую красоту и крутой нрав Хоккайдо. Словно дикие кошки, могучие горы изгибают свои крутые, ощетинившиеся хвоей хребты, урчат пенными речушками, лоснятся боками долин и ластятся пышным альпийским разнотравьем. Недаром древние айны считали Дайсецузан райским садом — по их преданиям, боги играючи создали это отражение своей небесной обители и подарили людям. Местные жители-синтоисты верят, что и сегодня ду-хи любят скакать по зазубренным пикам, прыгать с отвесных скал к подножию водопадов, заливаться соловьями-красношейками, баламутить сонные озера, упиваться ароматами цветочных полей и порхать над ними пестрыми бабочками. Уподобиться небожителям решил и я, отправившись в небольшой поход по горам и долам Дайсецузана. Стартом послужила канатная дорога курортного городка горячих источников Асахидаке-онсэн у подножия горы Асахидаке, а завершением маршрута — крохотная деревушка Соунке-онсэн, «северные ворота» парка и известный бальнеологический курорт. Кстати, поздняя весна и непродолжительное лето на Хоккайдо — лучшее время для прогулок по Дайсецузану, ведь лишь тогда парк окончательно сбрасывает свои снежные шубы, одышливо оттаивает и постепенно достигает пика своего великолепия. Невероятная красота, сверхъестественное безмолвие и восхитительное ощущение удаленности этих мест от всего остального мира! Здесь я невольно поверил в истинность древних легенд айнов. Кстати, Дайсецузан — последний оплот вымирающей популяции бурых медведей. Правда, они довольно застенчивы (и слава богу!), так что чаще всего во время прогулок можно встретить лишь пятнистых оленей и красных лисиц или наблюдать за веселой возней забавных пищух, похожих на хомячков.
Мистер и Миссис Акан
Именно так называются два вулкана в заповеднике Акан, втором по значимости национальном парке Хоккайдо, куда я заглянул перед возвращением в Токио. Усыпанные хвоей молчаливые стражи окружают прелестное озеро Акан, к которому японцы относятся с нескрываемым благоговением, считая его одним из красивейших в стране. Забавно, что такой репутации немало поспособствовали подводные колонии редчайших сферических зеленых водорослей маримо. Эти странные растения могут быть совершенно разного размера — от идеальной формы шарика для пинг-понга до гандбольного мяча. Маримо впитывают углекислый газ из воды, затем, поднимаясь на поверхность, как подводные лодки, выдыхают кислород и вновь погружаются на дно. Приземленный европеец найдет в этом растении сходство разве что с клубком зеленой шерсти. На мой вопрос, чем же так хороши эти растения, последовал недоуменный ответ — да просто своим внешним видом! Тонко чувствующие японцы любят все, что можно отнести к понятию кавай — «милое, трогательное, прелестное», и потому даже сделали маримо главными персонажами одноименного балета. В городке Акан Кохан, расположенном на берегу озера, находится одно из крупнейших на Хоккайдо поселений айнов — квартал с парой улочек, где стоят воссозданные аутентичные дома бывших хозяев острова. Это одно из немногих мест в Японии, где айнам дали шанс сохранить свое национальное самосознание и образ жизни. Несколько десятков человек обитают в этих напоминающих терема зданиях, изготавливают симпатичные этнические сувениры и устраивают шоу в крохотном культурном центре — исполняют музыкальные композиции на варганах и танцуют старинные экзотические танцы. В этом своеобразном этнографическом музее удивительно приятно провести несколько часов, неторопливо прогуливаясь, разглядывая дома-теремки, знакомясь с бесхитростным бытом аборигенов, покупая милые безделушки (особенно хороши искусно вырезанные фигурки из дерева). После шоу можно заглянуть в расположенный в одном из домиков «айно-бар», чтобы выпить рюмку-другую какой-нибудь крепкой настойки из местных ягод. Главное, не увлечься и не пропустить самое монументальное здешнее шоу — проводы небесного светила над Аканом. Сквозь нежную дымку видна то мерцающая в тумане водная гладь, то горные супруги-вершины, напоминающие рыбьи плавники (или мне так казалось от обилия рыбных блюд в местных ресторанах?). И когда над озером догорает закат, а солнце пламенеющими лучами-щупальцами утягивает последние отблески света за линию горизонта, душа переполняется неизъяснимым чувством чистоты и безгрешности, уюта и довольства, покоя и умиротворения. Как будто наконец лопаются стягивающие грудь железные обручи и между тобой и окружающим пространством — таким далеким от расхожего стереотипа современной Японии, но почти родным для жителя наших широт, — устанавливается тайная, многозначительная, пусть и символическая связь. Кажется, это ощущение не покидает меня до сих пор.
