Я сижу на скамейке запасных. Звучит Астор Пьяццола. Мимо меня проносятся ноги в красивых, облегающих как перчатка туфлях. Зал самозабвенно танцует танго. Но у меня другая задача: научиться позволять мужчинам принимать решения. Мир танго — шовинистский. Как женщина ты можешь быть хорошей танцовщицей, хоть чемпионкой мира. Но куда тебе ступать, ты можешь решать только после того, как мужчина поставит тебя в определенную позу. Иначе вся красота танца останется только в вашем воображении.
Для меня такая ситуация кажется совершенно невозможной. Да что же это! Да я сейчас сама все станцую, в это же время сварю три борща, подвешу люстру и по радио выступлю — в передаче о том, кто в доме должна быть главная. Но ирония судьбы в том, что никто с этим спорить не будет. Мужчины обходят тебя стороной, и даже те, кто согласен поначалу слушаться, все равно рано или поздно выбрасывают флаг независимости, и остается только отправить их в самостоятельное плавание. Поэтому я хожу на танго и учусь: молчать, выглядеть загадочно и отдавать мужчине инициативу.
Все отношения в мире строятся на понимании того, кто главный. На работе, на кухне, в постели, в оркестре, в дружбе, на корабле, в классе, на войне и в любви — в каждой конфигурации, где больше одного человека, обязательно происходит борьба за лидерство.
Конечно, на работе в кресле начальника может сидеть один, а решать другой, но там хотя бы существует само кресло. А как быть с отношениями, в которых мы вроде как заявляем, что строим их, принимая во внимание интересы обеих сторон, а на самом деле зорко следим за тем, кому удается принимать больше решений? Раньше тех, кто стремился продвинуться вверх по служебной лестнице, называли карьеристами. Сегодня мы их уважаем за честное стремление к деньгам и власти. Для женщин и мужчин, которые хотят доминировать в отношениях, тоже есть ряд определений: тиран, стерва и другие приятные слова. Такими мы быть не хотим. Хотим, чтобы нас уважали и с нами считались.
— Зачем тебе шуба? Она дорогая. Сдай шубу назад в магазин. Такие заявления от мужчины мало кого удивляют. Но обычно критикующего мужчину склоняют к тому, чтобы за эту шубу заплатить. А мой друг, банкир-эстонец Луукас, встал в оппозицию к шубе, которую я купила за собственные деньги. После шубы он подверг допросу шопинг в аутлете. Пробежка по ювелирному магазину его добила окончательно.
— Что ты прицепился к моему ритуальному шопингу? — не выдержала я. — Ты платишь за него, что ли? Или забыл о своих семи костюмах ручной работы с монограммами и об абсурдных часах на рубинах, которых не видно?
Напоминание о том, что деньги тратятся не его, как-то даже удивило Луукаса. Он об этом просто забыл. Но молчал недолго. Новой темой стали мои бывшие бойфренды: их потребовали удалить из фейсбук-друзей и телефона. Затем началась дискуссия на тему, кто будет выбирать имена детям, и кого мы хотим больше — девочку или мальчика. Луукас потребовал двух мальчиков и разрешил одну девочку. Потом мы выясняли, почему я не переезжаю к нему жить бесплатно и готовить еду, и зачем мне одной лофт в Восточном Лондоне. Единственное мое решение, которое у него не вызвало вопросов, — покупка бифштекса.
Банкир Луукас не мой тип. В нем нет никаких полутонов, поэзии или загадки. Он хочет много денег, много женщин, много детей и решать все сам. Я же хочу... Ну, чего я хочу, положим, никто не знает. Но я тоже хочу все решать сама.
— Я не хочу жить вместе с тобой, — заявила я ему прямо. — Ты будешь командовать, а я люблю, чтобы было по-моему.
— Да ты что, дорогая, — изумился он, — у меня вообще нет никакой точки зрения по поводу твоих дел. Я же мужчина, меня это все не интересует; выбирай какой хочешь интерьер, готовь на ужин что хочешь — мне все равно.
Это еще одна сторона борьбы за власть в доме. Некоторые мужчины любят притворяться, что все решения они отдают женщинам. Мол, вопросы быта и воспитания детей — не мужская парафия. Но все это сказки. Самую большую битву в своей жизни я вела за пакет мороженого зеленого горошка.
Я тогда снимала комнату у отставного искусствоведа Билла, советника Сороса. В свои 70 лет Билл страдал накопительством, забивая весь дом, а главное, все три морозильные камеры холодильника каким-то барахлом. То он на лодке выйдет порыбачить в Ла-Манш и притащит домой несколько ящиков скумбрии. То у него период любви к мороженому. То купит на оптовом базаре полбарана, потому что так дешевле. На Билла не действовала ни логика, ни напоминание о моей квартплате, ни взывание к совести.
— Билл, почему ты на место съеденной утиной грудки тут же положил другую? Разве у тебя не стоит три ящика мяса,
которое распадается на волокна?
— А что, если мне захочется именно утки? Где мне ее взять? Как ты не понимаешь: мне нужен запас продуктов! Я не против, чтобы ты пользовалась морозилкой, но что я могу сделать, если в ней нет места?
В отместку я выбросила старую икру. Она годами стояла на полке Билла, по-этому свои оливки и байонскую ветчину Билл ставил на мою полку. Срок годности икры закончился где-то в середине нулевых. Билл хватался за сердце каждый раз, когда новая банка летела в мусорное ведро. Спустя несколько дней под победный звук фанфар он позволил мне что-то заморозить. Я купила пачку зеленого горошка, торжественно водрузила ее в холодильник и забыла о ней навсегда. На то, чтобы отвоевать место для горошка, понадобился год.
— О-о-о, доминирование в отношениях! Это же главный вопрос! — Джек, известный британский драматург и актер, понял меня с полуслова. Раньше он тоже писал колонки об отношениях для модных журналов, так что тема доминирования для него была хлебом насущным.
— Я уже 25 лет женат на женщине, которая абсолютно помешана на контроле. Я очень ее люблю, но она командует без конца, и это тяжело. Я рос
в семье, где у каждого была своя зона ответственности, между отцом и мамой никогда не возникало конфликтов из-за принятия решений. А с женой мы оба привыкли командовать как на ра-боте, так и дома. И каждый считает правильной лишь свою позицию. Хотя иногда получается договариваться. Бывает, она отдает мне пульт и предлагает: «Выбирай, что сегодня смотрим». А она выберет, в какой ресторан пойдем в следующий раз. Но когда я за рулем, она обязательно указывает, с какой скоростью ехать. Единственный раз не вмешалась, когда мы ехали по моему родному городу в ЮАР (а ездить там реально страшно). И вдруг она сказала: «Слушай, а ты замечательно ездишь». Тут уже я не выдержал и ответил: «Давно пора бы это заметить».
Поговорили мы с Джеком и о сексе.
— Ну, тут все по-другому, — считает он. — Я не говорю о сексуальных играх из «50 оттенков серого», но если современная эмансипированная женщина не даст мужчине возможности взять на себя инициативу, она, честно говоря, просто очень много потеряет. Это же естественный закон: мужчина — активное начало в сексе.
К разговору присоединилась и Барбара, тренер по голосу Дэниела Рэдклиффа и Джуда Лоу:
— На самом деле мужчине не обязательно все решать. Он просто любит чувствовать себя героем. И для многих женщин не составляет труда дать ему почувствовать себя самым сильным, самым умным и так далее. А пока он это чувствует, женщина решает все так, как ей нужно.
Домой я шла, внушая себе, что обязательно дам Луукасу понять, какой он герой, и вообще пусть сам все решает. Ведь руководит он департаментом в банке — так может, он действительно лучше знает, нужна мне шуба или нет? Или все-таки мир, где женщины ничего не решали, был полон войн, голода и зла? А сейчас, что ни говорите, как ни жалуйтесь, человечество живет в беспрецедентную эпоху процветания и сытости?
Дома меня дожидался необычно молчаливый Луукас.
— Что случилось? Рынок обвалился?
Повздыхав, мой банкир раскололся:
— Я поссорился с хозяином квартиры, и теперь мне негде жить.
— О, есть прекрасные гостиницы со скидками на сайте... — начала я с энтузиазмом.
— Да нет, я подумал... Может, я у тебя поживу? Я и чемодан уже привез.
Я набрала в легкие воздуха, чтобы возмутиться, как вдруг поняла: мы будем жить в МОЕМ доме. Поэтому
командовать в нем буду я.
— Ладно, живи. Только не лезь в мои кастрюли и не рассказывай, что делать.
— Ну что ты, дорогая! Я буду твоим
рабом!
Луукас продержался два дня. На третий полез в кастрюли. Я не преувеличиваю: он в буквальном смысле начал спрашивать, зачем «нам» столько кастрюль, и не хотим ли «мы» спрятать часть в кладовку. На четвертый выбило пробку.
— Дорогая, нажми на выключатель в коридоре, а то ничего не получится, — сказал Луукас что-то непонятное.
— Не бойся, все получится, — заверила я и начала клацать щитком. Почему-то проклятый щиток оказал сопротивление. Луукас пошел в коридор и выключил то, что ему было нужно. Щиток поддался.
— Ты самое упрямое создание на земле, — заявил он. — Почему ты меня не слушаешь, хотя знаешь, что я доктор технических наук?
И вот это — главная, непреодолимая проблема. Ведь мужчина может быть еще и прав. Я пошла на кухню и спрятала половину кастрюль. Стало просторно и светло. Появилось место для следующей битвы за власть.
