Мой родной город оккупировали в первый день нападения России на Украину. Даже так – в первые часы. Над Каховской ГЭС уже несколько часов развевался российский флаг, люди не успели оправиться даже, чтобы уехать, поэтому большинство оказалось в заложниках российских военных, а в СМИ об этом не было ни слова. Я начала собирать фото- и видеодоказательства и отправляла всем медиа, контакты которых у меня были. Новость об оккупации появилась, но в инфопространстве только говорили об обстрелах Киева, Харькова, Чернигова, Сум, о Херсонской области снова почти ничего. Хотя там были жестокие бои, обстрелы населенных пунктов, первые расстрелы людей.
На третий день я со страхом осознала всю катастрофу. Ведь город Новая Каховка и расположенные рядом ГЭС с Северо-Крымским каналом — важные стратегические объекты, необходимые России для подачи воды в Крым.
Этот район стал плацдармом для скопления российской техники, откуда они выпускали ракеты и обстреливали поселки с другой стороны Днепра. Люди сидели в подвалах, без воды, еды, света. И подвезти туда хоть какую-нибудь гуманитарку было невозможно.
Я сделала один единственный пост. Это был крик отчаяния. Наверное, поэтому это сработало.
На фото было написано «Горячая точка — Новая Каховка и Новокаховская ГЭС», а в самом посте — информация о том, что там происходило. Публикация мгновенно начала распространяться соцсетями. Через день она имела охват в полмиллиона. Утром мой директ был завален письмами от жителей Херсонщины, которые сбрасывали новые доказательства преступлений российских военных, а также запросами СМИ со всего мира о комментарии и дополнительной информации — от CNN, BBC, Forbes, «Настоящее время» и многих украинских медиа. На долгое время я стала «мостиком» между ними и происходящим на оккупированных территориях. Я собирала информацию, проверяла, общалась с жителями Херсона, договаривалась об их комментариях для изданий. Да, о регионе начали рассказывать больше.
На этой волне совместно с горсоветом Новой Каховки, который продолжал обеспечивать жизнедеятельность города, мы объявили о сборе средств на еду для эвакуированных из соседних сел. Через два-три дня мы собрали около 15 тысяч долларов. Для меня, человека с четырьмя тысячами подписчиков в соцсетях, эта сумма казалась нереальной, конечно.
До сих пор, если случается что-то необычное, жители сел и городов Херсонщины присылают мне информацию с фото и видео, которые потом я проверяю и пытаюсь передать в СМИ. В частности, я собрала показания людей области, которые рассказали о жизни в оккупации с почти отсутствующей мобильной связью и интернетом, эти истории опубликовал украинский ELLE.
Как бы ни было больно, мы с сыном временно эмигрировали в Польшу. Здесь я делаю для польского телеканала TVP3 информационные выпуски для переселенцев из Украины, в которых объясняю, как адаптироваться — где найти жилье, как сделать свое пребывание легальным, как перевести ребенка в польскую школу или университет, или устроить в садик.
Во время одной из съемок я побывала в гуманитарных центрах во Вроцлаве, где стала свидетелем печального зрелища. Полки центров пустые, а людей в очередях сотни. В основном это пожилые люди и многодетные мамы. Больше всего меня поразила бабушка, которая сказала, что приехала в Польшу с внуком, денег особенно нет, живут с гуманитарной помощи, впрочем ее уже почти нет. В прошлый раз получила только пачку маргарина, а в тот день – пачку сахара. К сожалению, сахара много не наешься.
В Польшу переехало после 24 февраля более трех миллионов украинцев. С жильем здесь сложно, еще сложнее с работой, особенно без знания языка. Очевидно, пожилые люди и многодетные мамы вряд ли будут среди тех, кому удастся получить предложение от компаний. Когда я написала на своих страницах в соцсетях о ситуации с постепенно закрывающимися гуманитарными центрами, многие откликнулись и предложили скинуться средствами на еду. За сутки мы собрали более тысячи евро. За следующие сутки еще одну тысячу. На них мы с мамой закупили продукты и отвезли в гуманитарный центр в два захода. Поскольку люди до сих пор продолжают присылать средства, на этой неделе планируем снова закупки.
Трогательно то, что на карту приходит множество платежей по 50 гривен. Люди потом пишут с извинениями, что не могут сбросить больше. Но ведь 50 гривен – это пачка гречки и банка тушенки. Это чей-то ужин, возможно, даже два.
В этой войне не бывает незначительной помощи.
