Волонтерский фронт: история Марии Кузьменко во время его оккупации Херсона

Как жили и волонтерили херсонцы в условиях временной оккупации

Несмотря на то, что российские оккупанты отлавливали, сажали в подвалы, били и пытали украинских волонтеров, херсонцы не сдавались. Они продолжали бороться, помогать, и твердо верили в то, что Украина обязательно победит.

Мария Кузьменко*, героиня нашей рубрики «Волонтерский фронт», находилась во временно оккупированном Херсоне. Она поделилась с нами информацией о ситуации в городе на момент оккупации и рассказала о том, как им удавалось волонтерить даже в таких сверхсложных условиях.

*Интервью было записано во время оккупации Херсона

Мария, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Как вы жили и чем занимались до полномасштабного вторжения России в Украину?

У меня творческая профессия. Более 10 лет я занимаюсь любимым делом. Кроме того, у меня небольшой бизнес в сфере обслуживания. 

До 24 февраля мы были счастливыми людьми. Думаю, так сейчас скажет каждый, кто лишился Родины, дома, родных и близких людей.

Instagram:@marikinoo

Ожидали ли херсонцы, что их город окажется в оккупации?

Разговоры о том, что Россия планирует новое нападение на Украину шли с осени прошлого года. Не массово, конечно. Но периодически я что-то об этом слышала.

Мои знакомые турки рассказывали, что россияне хотели купить их бизнес в Херсоне, но передумали, сказали, что здесь через полгода ничего не будет. Это были первые звоночки. Но мы не воспринимали их всерьез.

23 февраля был обычный день. Ничего не предвещало беды. Несмотря на то, что мы находимся, грубо говоря, на границе с Крымом, четких новостей по поводу войны не было. Были разговоры, слухи, но никто в это не верил.

Как вы узнали, что российские войска начали наступление? 

24 февраля я была дома. В 4:30 утра меня разбудил папа, который в ту ночь дежурил. Сказал, что началась война. И началась она с Херсонской области. Без промедления я собрала вещи первой необходимости и поехала к сестре домой.

Мы жили возле Антоновского моста. Через него российские войска вошли в Херсон. 

Здесь творился невообразимый ужас. Я просто не могла прийти в себя. Мы все ночевали в коридоре на полу. Накрывали себя и детей одеялами и подушками, когда были взрывы. 

Первое время на мосту стояли наши ребята, не давали оккупантам пройти дальше. Но потом они прорвали оборону. Было очень много убитых и раненых.

Поселок Антоновка (это пригород Херсона), который находится рядом с мостом, пострадал больше всех. Погибли местные жители. Среди них есть и наши знакомые. Это выносимо больно.

До войны я арендовала жилье. Больше туда я не возвращалась. После того, как российские войска захватили Херсон, они добрались в Зеленовку (еще один пригород), где жила хозяйка, у которой я снимала жилье, и начали там мародерствовать. Она позвонила и попросилась вернуться в свою квартиру.

На тот момент мне было куда съехать. Много друзей уже уехало из Херсона, оставив мне ключи.

Я называла себя ключником, как и многие другие херсонцы, которые остались здесь.

Было очень сложно принять все происходящее. До нас долго не доходило. Что война. Что вот она здесь. Она пришла. Она в нашем городе. И мы ничего с этим сделать не можем. Хотя пытаемся что-то делать. Потому что Херсон — это Украина!

Первые дни, когда войска заходили в Херсон, было много расстрелянных людей в городе. Мы видели их собственными глазами.

На улицах лежали мертвые люди, которые не имели отношения ни к теробороне, ни к войскам. Просто, так сказать, попали под горячую руку.

Вы, наверное, слышали про наш Сиреневый парк. Русские в нем жестоко расстреляли тероборону в первые недели. А потом не давали их похоронить. Это удалось сделать местному священнику, которого потом оккупанты похитили и пытали несколько дней.

Часто ли похищают вот так людей? Что вы об этом слышали?

Практически каждый день я слышу от знакомых, что пропадают люди. Не только мужчины, но и молодые парни, девушки, подростки. Занимающие руководящие должности, волонтеры, участники митингов — все люди, которые оказывают какое-либо сопротивление российским оккупантам.

Есть люди, которые очень давно пропали, и по сей день неизвестна их судьба.

Недавно нашего знакомого парня российские военные забрали прям из дома за то, что он что-то там снимал на телефон. В пять утра его отвезли в подвал Апелляционного суда. Держали несколько дней. Сильно побили. Он говорил, что был там не один.

Людей пытают на электрическом стуле. Постоянно кто-то кричит из-за пыток.

Как в таких сложных и небезопасных условиях вы пришли к решению заниматься волонтерством?

Да, собственно, никак. Оно как-то само собой пришло. Многие пенсионеры сидели дома, никуда не выходили. Где-то слышали взрывы. Где-то смотрели новости. Боялись. Надо было им помогать, поддерживать.

Магазины массово закрывались. Продуктов не было. Никто со складов ничего не завозил. Все боялись. В городе был полный хаос.

Несмотря на то, что мы на юге Украины, в феврале было очень холодно, доходило до минус десяти. Мы с сестрой на морозе стояли в очередях по 150-200 человек, покупали, что видели, от сахара, соли до консерв. Иногда приходилось просто вырывать мешки с картошкой и тащить на спине. Потом все фасовали по пакетам и разносили людям. Помогали адресно всем бабушкам и дедушкам, которых знали.

Незнакомые люди не принимали помощь. В то время начали говорить, что российские войска уже продвигаются по Херсону. 

В один из этих страшных дней я решила увидеться с друзьями. Подъехали мои подружки, вместе мы решили сделать волонтерский штаб.

Поначалу все закупки продуктов делали на свои деньги. У меня была небольшая накопленная сумма. Всю ее я пустила на закупки.

Когда поняли, что финансово не справляемся, стали подключать друзей, знакомых, писать посты, организовывать сборы. Вышли на поставщиков, которые возили нам крупы и овощи. В день могли тратить порядка 20 000 грн.. Фасовали все по пакетам и раздавали людям. Сначала это было 20 человек в день, потом — 50, со временем начало доходить до 200.

В какой-то момент мы начали помогать медикаментами. Ничего не закупали, просто просили людей, которые уезжают, оставить, по возможности, свои медикаменты нам. Мы их перебирали и раздавали их тем, кто нуждался.

Сейчас все контакты по поставкам у нас налажены. Схемы работы отработаны. Сложнее всего — морально. 

Сколько людей в вашей команде?

Количество волонтеров в моей команде постоянно менялось — кто-то не выдерживал и уезжал, кто-то приходил на замену. Все делается на добровольных началах — никто никого не нанимает и не платит.

Волонтерский штаб работает до обеда. До 16:00 стараемся вернуться домой. Позже в городе становится опасно находится.

Как только начинает садиться солнце, вылазят всякие нехорошие люди — наркоманы, алкоголики. На фоне уехавших людей, их сейчас, кажется, стало больше. Полиции, охраны в городе нет. Мы — беззащитные.

Иногда опускаются руки. Люди, которые раньше имели все, не имеют ничего. Но мы все равно держимся, продолжаем помогать. Это наша миссия. Поэтому мы до сих пор в Херсоне и никуда не уезжаем.

Что сложнее всего в вашем волонтерском деле?

Сложность нашей работы состоит в том, что мы должны работать незаметно. Волонтерство присекается в Херсоне. Всех волонтеров отлавливают. Русские не хотят, чтобы мы помогали. Люди берут помощь у нас и не идут к ним.

У меня есть знакомые волонтеры, которые сидели в подвалах с перебитыми носами, руками, ребрами. Поэтому многие волонтеры тоже выезжают. 

Из-за этого на сегодняшний день мы немного поменяли тактику своей работы — стараемся работать очень тихо и завуалировано. Помогаем самым тяжелым, одиноким, инвалидам.

Больше сосредоточились на селах. Если в Херсоне еще можно что-то купить, то у них все очень сложно.  Особенно это касается прифронтовых сел.

Никто в этом году поля толком не сеял. У людей нет заработка. Никто к ним не ездит, ничего не завозят. Все бояться попасть под обстрелы. 

Есть ли сейчас какие-то боевые действия в Херсоне?

В городе все относительно спокойно, если где-то что-то прилетает, то это, скорее всего, сбитые ПВО ракеты, пролетавшие над городом. А вот область очень страдает.

В прифронтовых селах очень много прилетов. Люди погибают там. Творится настоящий мрак. Российские солдаты ходят, постоянно ищут кого-то — по дворам, по подвалам. Наши люди находятся в ужасном состоянии, в депрессии. Приезжают в Херсон, рыдают, когда получают какую-то помощь.

Почти каждый день мы слышим, как лупят Николаев. Сердце обливается кровью, это же наши соседи, наши родненькие — от этого очень больно. Но мы не можем ничего сделать, остается только молиться, чтобы очередной прилет обошелся без жертв. 

Есть ли связь у людей?

Украинской мобильной связи в Херсоне сейчас нет. Ни один оператор не работает. Только российские симки. Связь с ними отвратительная. Пополнить их невозможно, сколько они будут работать — непонятно. Мы пытались выяснить, есть ли такие симки в России или Крыму, оказалось, что нет. Такое впечатление, что их делали специально под Херсон.

Многие херсонцы принципиально отказываются покупать российские симки. По-прежнему остаются без связи с родственниками.

Российский интернет кое-где работает, но очень плохо. Люди снимают пароли со своих вай-фаев, чтобы другие могли подключатся. Часто можно увидеть, как группы по несколько человек стоят в одном месте.

Как вы оцениваете ситуацию и настроения в Херсоне в целом?

Ситуация очень сложная. Даже критическая. С каждым днем она усугубляется все больше. Работы нет. Связи нет. Нет возможности снять деньги или рассчитаться картой. Нужна наличка.

Кроме того, к нам доходят слухи, что херсонцы предатели, что, кто хотел уехать, выехал в первые дни, а те, кто остались — это все коллаборанты.

Но люди просто не понимают, что мы, те, кто остались в Херсоне, мы держим этот город, этот город держится на нас.

Мы ухаживаем за родными тех, кто выехал, кормим их собак, ходим наведываемся в их квартиры, проветриваем, делаем видимость, что там кто-то живет, потому что пошли разговоры, что русские будут заселять сюда своих вояк. Все испугались, начали звонить, просить сходить к ним домой.

Настроение волнами. То вверх, то вниз. Люди то плачут, то смеются. Мы не понимаем, что будет дальше. Верим в то, что Херсон освободят. Но морально очень тяжело.

С 16:00 ты, как узник в своей квартире, вечером не можешь никуда выйти, днем не можешь свободно пройтись, просто прогуляться.

По вечерам оставаться в квартирах с включенным светом небезопасно. Везде ездят российские военные, патрулируют город, лучше сидеть в квартире тихо и незаметно.

Проявлять патриотизм в городе нельзя ни в каком виде, но Херсон не сдается. В каждом районе каждый по вечерам поют «Ой, у лузі червона калина».

Херсонец дядя Гриша на инвалидной коляске ездит по рынку с колонкой и включает гимн Украины. Ему плевать, что это опасно. Люди поддерживают его и даже подпевают.

Еще один молодой парень стоит на рынке с одной ногой, играет на гитаре и поет исключительно украинские песни.

И так многие. Сопротивление в Херсоне очень серьезное. Люди развешивают ленточки, клеят плакаты, красят в цвет флага все, что только можно. Пишут надписи «ЗСУ поруч», «Херсон — це Україна».

Можно ли выехать сейчас из города?

Эвакуация населения официально не проводилась. Все, кто хотел уехать — уехали в первые дни через Николаев, когда это было еще возможно. Пока наши держали мост. Потом все выезжали через Станислав. В один «прекрасный» момент и его начали обстреливать.

Люди, которые привозят нам продукты, говорят, что там до сих пор лежат тела. Их просто не дают вывезти. Ходят слухи, что российские военные требуют за то, чтобы забрать тело своего родственника, тысячу долларов.

Я в это верю, потому что то, что здесь сейчас происходит, — это полнейший беспредел. У людей отжимают бизнес, у людей забирают все, что могут забрать. В любой момент могут вломиться в любое заведение и вынести все.

При попытке выехать через Снигиревку Николаевской области, наши знакомые волонтеры погибли под обстрелами.

Сейчас все пытаются выехать или въехать через Запорожье. Кому удается приехать говорят, что наша армия неохотно пускает обратно людей. Волонтеры не хотят туда-сюда ездить. Хотя медикаменты, продукты, детское питание очень нужны. А все, что завозится со стороны Крыма, отвратительного качества.

Наши местные рынки сейчас выглядят хуже, чем в 90-х. Там повально продается все. Мясо на полу рубится, таблетки жарятся под солнцем, препараты продаются без лицензии.

12 июня оккупанты пытались провести в Херсоне день России. Как он прошел?

Прошел «очень весело». Никто из местных жителей не пошел. Были какие-то единицы, но, мне кажется, что их, как и певцов, завезли из Крыма. Главная площадь была пустая.

Вечером в день России херсонцы во многих районах пели «Ой, у лузі червона калина».

В области даже не собрали сцены толком, поняли, что никто не придет, начали разбирать обратно.

Instagram: @pom.pik

Мария, что вы бы хотели сказать всем украинцам?

Херсонцы настроены очень оптимистично. Херсон держится и верит, что его освободят. Нас пугают, что освобождение может быть громким и страшным, но мы готовы терпеть — жить, как сейчас, мы не хотим.

Это не жизнь, это плен.

Очень страшно, когда ты в своем городе не имеешь никаких прав. Ты не можешь никуда свободно выйти, не можешь ничего сказать. Ты буквально ходишь оглядываешься по сторонах.

Херсону болит! Каждый вечер мы молимся про все города Украины, которые страдают от ракет, от обстрелов. 

Мы верим, надеемся и ждем, что скоро Херсон вернется домой!

*Имя героини изменено из соображений безопасности

Текст: Леся Пахарина


Реклама

Популярные материалы
Читайте также
Популярные материалы