И целого мира мало

Космополиты легко приживаются в любой точке Земли и находят общий язык и с чопорными британцами, и с безрассудными американцами. Наталья СТАРОСТИНА поговорила с людьми, которым и целого мира мало

В 1948 году бывший актер бродвейского театра Гарри Дэвис внезапно отказался от американского гражданства. Нет, Гарри не презирал свою страну, а, напротив, очень ценил и любил. То ли места в Штатах ему стало маловато, то ли причиной стала тяга к мировому господству, но он внезапно объявил себя гражданином мира. Спустя восемь лет «безродный» Дэвис и его последователи основали Всемирное правительство граждан мира и первыми в истории выпустили паспорт космополита — синенькую книжечку в 40 страниц с золоченой планетой на обложке. Эконом-вариант на семи языках (есть и на русском) стоит всего 60 долларов и действителен восемь лет. За 300 долларов можно приобрести люкс-версию в кожаном исполнении. В числе дополнительных опций от Дэвиса: свидетельство о рождении на планете Земля или, к примеру, международный вид на жительство. «Каждый человек рождается гражданином мира, и с этим сложно поспорить», — уверен предприимчивый властелин. Правда, пока его вселенский паспорт официально признан только в шести странах: Буркина-Фасо, Эквадоре, Танзании, Мавритании, Того и Замбии. Однако его обладатели (а это порядка полумиллиона человек на планете) утверждают, что уже побывали с ним в 140 государствах, о чем свидетельствуют пограничные штампы в документе, и продолжают осваивать новые территории.

История Гарри Дэвиса не более чем интересный анекдот из жизни, в то время как настоящим космополитам международное удостоверение совсем ни к чему. Оторвавшись от всех привязанностей, они оставили родные города и в любой точке планеты чувствуют себя как дома, будь то крупный мегаполис в Европе или захолустная деревня в Азии. Как стать своим среди чужих и не прослыть чужим среди своих? Что космополиты думают о родине? И кто их ждет на краю земли? И почему само это слово «космополит» буржуазного и предательского толка в одночасье перестало быть ругательством?

Моя давняя знакомая Элен международным паспортом пока не обзавелась. Зато с гордостью предъявила мне не менее весомое, на ее взгляд, документальное подтверждение своего мирового гражданства. На экране монитора появилась вырезка из французского журнала с пометкой street fashion, на которой мне улыбалась сияющая, как пряник, Элен где-то на улице в Париже. Космополит «от Элен» — это туфли, купленные в Японии, твидовый жакет Chanel, футболка с пандой из пекинского зоопарка, джинсы Gap, тонна украшений из Арабских Эмиратов и цветастый веер из перехода московского метро. Поменяйте «задник» фотографии — Элен на ней останется прежней. Ей комфортно везде — и в Токио, и в Париже, и в Нью-Йорке, и в Москве.

С Элен или, по правде говоря, Леной Соколовой я знакома с глубокого детства. Сама девушка заявляет, что она – «космополит по принуждению». Ее родители, в прошлом дипломаты, а впоследствии горе-бизнесмены, работали и в Африке, и в Латинской Америке, и в США, но в итоге предпочли старомодную Европу. Вот и в моих воспоминаниях ей сначала 8 лет, потом сразу 15, а затем 20 и 25. Именно в эти отрезки она ненадолго возвращалась в «родную» Москву. Где сейчас ее Родина, сама Лена затрудняется сказать и для «удобства» называет себя «гражданкой планеты Земля» (а еще чаще в шутку провозглашает себя «марсианкой»). «У меня действительно вся семья родом из России, но тем не менее, русской я себя не считаю, — рассказывает 27-летняя Элен. — У меня гораздо больше воспоминаний, связанных с Америкой, и огромное количество друзей в Европе. Я свободнее говорю по-английски и по-французски, чем по-русски. Несколько раз в год приезжаю в Москву, но при этом не чувствую себя «по-домашнему». Не люблю русскую кухню — она слишком жирная, и мне регулярно становится плохо. У вас ужасный воздух, от которого тошнит. А еще я только пару месяцев назад посмотрела фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Знаешь, мне очень понравилось! Теперь в Париже всем его цитирую». И в доказательство своих слов тут же с хохотом добавляет: «Очень приятно, царь!»

Наша беседа по Skype напоминает повесть О’Генри «Космополит в кафе». В нем рассказчик неожиданно встречает отпетого гражданина мира, который «взял огромный круглый мир в свою ладонь — фамильярно, презрительно, — и тот оказался не больше косточки от мараскиновой вишни в грейпфруте за табльдотом. Он непочтительно отзывался об экваторе, он перескакивал с континента на континент, он высмеивал часовые пояса, он осушал океан своей салфеткой. Махнув рукой, он заговорит о каком-то базаре в Хайдерабаде. Фьють! Вы с ним на лыжах в Лапландии. Вжик! Теперь вы катитесь на волне прибоя с канаками Кеалайкахики. В следующий момент он расскажет вам о простуде, которую он заработал на ветру у озера Чикаго, и о том, как старина Эскамилья вылечил ее в Буэнос-Айресе горячим настоем травы чучула».

Мой адрес не дом и не улица, мой адрес планета Земля. Вот и Элен ест суп палочками, а эклеры — вилочкой, точно знает, сколько времени сейчас в Эквадоре, температуру измеряет в Фаренгейтах (благо что не в Кельвинах), покупает одежду у африканских беженцев и арабской вязью подписывает открытки для друзей из Сирии, где она регулярно отдыхает.

«Моя первая самостоятельная поездка была в Италию. Мне было 16 лет, и хотя на тот момент я уже побывала в странах двадцати, просто снять отель и поехать в другую страну я не решилась — было страшновато и неловко. Пришлось взять групповой тур, — вспоминает Лена. — Я чуть с ума не сошла в этой поездке! Нет уж, увольте! Быть туристом просто невозможно. Так ведь про жизнь ничего не узнаешь. Уже на третий день я поняла, что просто не намерена идти проверенными тропами, и, отказавшись от всех экскурсий, осталась на три дня в Риме в полном одиночестве. За это время я узнала об Италии намного больше, чем все остальные под руководством опытного гида».

Ей давно понятно, как ориентироваться на местности, выбирать друзей, жилье, работу и супермаркеты, реагировать на дурацкие шутки и кокетливо строить глазки, будь ты в Азии или Африке. Ей всегда везде всего мало, и она, как губка, впитывает все, что происходит вокруг. Наверное, в этом и заключается главная черта космополита — бесконечное любопытство. Подумаешь, что от него иногда дохнут кошки.

Пятничным вечером жду очередной сеанс связи с миром. Миром космополитов. Улыбчивая уральская девушка Ксения Старикова потягивает кофе в одном из лондонских «Старбаксов», в то время как в Москве уже за полночь. Слева от нее расположился человек, предположительно китаец, справа за окном — итальянская парочка, а позади — шумная немецкая компания. И сразу не поймешь, о каком месте на планете идет речь.

«Когда мне было 10 лет, я просто с ума сходила от сказок Астрид Линдгрен, — начинает рассказывать Ксения. — По совету мамы я написала ей письмо и получила в ответ доброе послание и несколько книг с автографом. Эта история произвела на меня огромное впечатление, и я начала мечтать, что, когда вырасту, обязательно куда-нибудь поеду».

В сказочный Стокгольм к Карлсону Ксюша так и не попала. В 2006 году кучерявая красавица рванула в Лондон на три недели. «Через пару дней стало понятно, что ни трех недель, ни трех месяцев не хватит для того, чтобы понять этот город. Это стало главной причиной, по которой я осталась. У меня было ощущение, что я затронула малюсенькую часть чего-то огромного, мне было сложно представить, что я возвращаюсь в Екатеринбург без сложившегося мнения об этой стране», — продолжает она.

На туманном Альбионе Ксюша уже/пока/всего (нужное подчеркнуть) четвертый год. И обратно не собирается. В Лондоне она сменила «много маленьких смешных профессий» и даже поработала в местной русскоязычной прессе, поступила в магистратуру и нашла работу в крупном брендинговом агентстве. «В Екатеринбурге у меня было странное ощущение, что все в этом мире происходит не в том месте, в котором нахожусь я. Когда я переехала в Лондон, все изменилось. Ты идешь по улице и понимаешь, что история творится буквально вокруг тебя, за соседними дверями, заборами, в хорошо знакомом доме. Это, видимо, характерная черта космополита. Ему нужно не просто быть в курсе происходящего, а быть частью процесса. Это придает сочность жизни, исключает пресность. Такой большой-большой винегрет, в котором ты маленькая морковка», — смеется Ксюша.

Невкусная британская еда быстро пришлась по вкусу, а натянутая вежливость стала чем-то очевидным и обязательным. «Ко всему постепенно привыкаешь, и даже сложно потом без этого себя представить. В выходные я всегда завтракаю на улице в какой-нибудь кафешке, где владелец — мой хороший знакомый. Я практически перестала ездить на общественном транспорте и везде хожу пешком. Или вот вам пример — моя улыбчивость за последние два года возросла в троекратном размере», — перечисляет Старикова.

Как и многие космополиты, она давно исключила из лексикона понятие «свой/чужой» и сторонится безысходной эмиграции. «Я очень боюсь слова «эмиграция», думаю, что в каком-нибудь следующем выпуске толкового словаря оно будет стоять с пометкой «устаревшее». В Лондоне есть огромное количество людей, которые действительно относятся к русской эмиграции. Те, кто уезжал в советские времена с осознанием, что никогда больше не вернется домой. Это был смелый и продуманный выбор. Они уехали из страны, которой больше не существует, и где их родина сейчас, совсем непонятно. То, что происходит сегодня — всего лишь миграция. Она гораздо проще и менее ответственная. Ты всегда можешь вернуться или поехать куда-то еще», — рассуждает она.

Забавно, но в нелегком труде космополита важную роль играет маскировка. Если местный житель не сразу понимает, из какой страны ты приехал, легче избежать застарелых стереотипов о фривольных, пьяных, наглых и раскрепощенных русских. «Мне крупно повезло с внешностью», — вертит головой Ксения. Нордическое лицо, светлые кудрявые волосы, английский с нейтральным акцентом напоминают окружающим скандинавскую русалку с берегов Копенгагена, а не разбитную русскую девицу, какими там нередко представляют наших соотечественниц.

В будущих планах Ксюши — обязательно уехать жить в Нью-Йорк. «Я никогда не хотела в Америку, она меня никогда не привлекала. Но после Лондона хочется пожить именно там. Если бы мне сказали об этом четыре года назад, я бы подумала, что это не про меня. Однажды встав на рельсы космополитизма, ты уже не можешь остановиться».

В отличие от остальных героев Евгению Назарову было комфортно и уютно в Москве. «Я всегда любил свой родной город и был убежден, что это лучшее место для жизни. На этих словах должна заиграть песня «Лучший город земли» в исполнении Муслима Магомаева, — смеется Женя. — Я никогда не стремился покидать пределы Родины. Работал корреспондентом, редактором, фотографом и был счастлив. Но однажды я собрался и уехал жить в США. Просто так, без причины. И после того как пожил в Нью-Йорке, у меня появился второй любимый город. Но Москва все же первый». Долгосрочного и основательного планирования не было — с непредсказуемым американским посольством трудно что-либо прогнозировать. Составление планов он отложил на потом. Это «потом» между получением визы, покупкой билета и самим отъездом оказалось слишком коротким. «Тогда я решил, что схемы «приехать, осмотреться, действовать» будет вполне достаточно. Мировой финансовый кризис оказался идеальным для этого временем», — добавляет Назаров.

Если бы гражданство от Дэвиса давало больше полномочий, Женя хотел бы его заполучить. «Меня окружает множество людей, которые хотели бы жить «в другой стране», при этом совершенно неважно, где они находятся сейчас — в Америке, России, Бразилии или Германии. Наверное, космополитизм — это что-то сродни эгоизму, что, в общем-то, не так уж и плохо», — говорит он.

Между «насиженным местом» и остальным миром — разница только в бытовых мелочах, к которым не так уж сложно приспособиться, уверены космополиты. «Привыкаешь пить даже воду со льдом. Отвыкаешь говорить слово «негр», а то можно быть сильно побитым. Начинаешь ходить дома в обуви и даже на постель в ней ложиться. Привыкаешь слышать отрыжку молодых барышень – никаких стеснений на этот счет у них нет. В Америке, кроме Нью-Йорка, с тобой везде разговаривают на улице. Ты постоянно слышишь вопрос: «Как дела?» и уже не думаешь над ответом, а просто говоришь: «ОК», — с увлечением перечисляет Женя. — В Штатах я привык ходить в кино на все новые фильмы, потому что здесь очень удобная система: покупаешь билет на один сеанс, а потом ходишь из зала в зал и смотришь все, что хочешь, билеты больше никто не проверяет».

Узнать, как к тебе действительно относятся в Америке, очень сложно. Все зависит от штата или города. «В Чикаго и Нью-Йорке никому нет дела до того, как ты выглядишь, если только ты не исключительный фрик. В Нью-Йорке, и правда, как дома, — продолжает Женя. — А вот принимают ли тебя в этой стране или нет, это только вопрос того, попал ли ты в свою культурную прослойку. Если мы любим одних и тех же режиссеров, ходим на одни и те же концерты, каждый вечер сидим в одном кафе, а потом встречаемся на вечеринке, то как тут не принять за своего! Но это в больших городах. Если отъехать в центральную часть Америки, на тебя будут глазеть, показывать пальцем и хихикать за спиной».

Не путайте космополита с дауншифтером — от жизненных благ человек мира совсем не отказывается. Космополит не всегда эмигрант, так как с легкостью возвращается в то место, где родился. И уж точно не обычный турист-путешественник, даже если при этом разменял не один десяток стран. В современном обществе само слово «космополит» стало отчасти синонимом английскому выражению «open minded» (дословно — «с открытым разумом»). Непредубежденный, открытый для любых предложений и готовый каждый раз начинать жизнь с чистого листа.

«Самое главное и ценное в переезде в другую страну — это второй шанс, который тебе дает такая поездка. Тебя никто не знает, ты можешь быть кем угодно», — уверен Женя. Космополит может быть патологическим вруном, уличить которого в радужных, но фальшивых воспоминаниях практически невозможно. «Люди в другой стране не знают контекста, очевидного, например, для твоего одноклассника, который никогда не был твоим другом. Информация, которую они получают, минимальна, а сам язык постепенно меняет твое отношение к вещам, потому что ты говоришь о них по-другому. Получается, ты невольно начинаешь чувствовать себя очень свободным — ты можешь общаться как хочешь, даже можешь примерить на себя новую роль и поэкспериментировать. У себя на родине в обычных обстоятельствах такие вещи никогда не происходят», — говорит Старикова.

С фотографом Сергеем Вершининым мы сидим в российской редакции журнала ELLE. А могли бы, скажем, в китайской. За последние девять лет он проехал почти всю Азию, и на его личной карте мира есть разве что парочка неотмеченных мест. «Не стоит ехать со своим самоваром в другой мир. Не нужно строить планы и предугадывать события. Чтобы понять и почувствовать Азию, нужно воспринимать ее такой, какая она есть, — напоминает фотограф. — Когда я приезжаю в какую-нибудь новую страну, я не сразу начинаю учить язык. Естественно, знать базовые слова («спасибо» и «пожалуйста») все-таки есть необходимость. Но для меня важнее всего понять эмоциональный уровень, взаимоотношения людей той страны, где я пребываю. Я начинаю что-то объяснять на пальцах, рисовать, танцевать, порой напевать. Удивительно, но этот игривый и игровой процесс, как в детском саду, действительно работает! И я получаю от этого огромное удовольствие. При таком взаимодействии с людьми вы сами становитесь частью их культуры, а они — вашей. Много забавных историй происходит в таких путешествиях. Например, в Северном Вьетнаме я по ошибке был помолвлен с местной девушкой. Когда эмоциональный уровень пройден, то становится намного проще понимать и говорить на местном языке, никаких трудностей и барьеров больше не возникает». Даже самые крохотные детали порой имеют решающие значение. Так, в течение шести лет фотограф пытался найти общий язык с индонезийцами, и только в последний полугодовой визит все встало на свои места.

Ему все равно, с кем общаться, — будь то заезжий европеец или закоренелый деревенский житель. «90 процентов моего окружения в Азии — это, безусловно, здешнее население. Я обожаю азиатских женщин, нахожу их очень веселыми и дико привлекательными. Есть еще французы, которые давно переехали в эти страны, чтобы заниматься интересными культурными проектами», — говорит Сергей.

По словам Вершинина, сложнее приходится космополитам в тех местах, где априори существует предвзятое отношение к людям из западного мира. Так происходит в странах с сильно развитой туристической отраслью и там, где сильно доминирует религиозный аспект. «В Азии, по сравнению с Европой или Америкой, почти невозможно стать СВОИМ. Вас может на каком-то уровне принять определенное сообщество или группа, в которой вы обитаете, но вне этой среды вы всегда останетесь чужим, даже если прожили здесь более 15–20 лет, обзавелись потомством и отлично говорите на местном языке. До недавнего времени в Пекине на улице на европейцев показывали пальцем, сейчас ситуация существенно изменилась», — рассказывает Вершинин. Легче всего приспособить окружение в мультинациональных городах, таких, как Шанхай (где сейчас и обитает фотограф), или Сингапур (где он долгое время прожил), или Токио. Там не с таким пристрастием смотрят на чужеземца.

Комфорт космополита не всегда связан с его интеграцией в местную среду. «Поведение большей части людей, которые переезжают в другие страны, все равно остается таким, как было всю их жизнь, со своим набором привычек, потребностей и колоссальным количеством ожиданий. Большая часть встречаемых мною космополитов слишком закрыта и боится впустить что-то новое и неизвестное. Со мной это пару раз случалось. Одна моя приятельница из Шанхая хотела познакомить меня с китайской культурой и философией, а я воспринял это как религиозное принуждение, и только спустя несколько лет мои заблуждения были развеяны».

Некоторые черты азиатской жизни уже прочно обосновались в его обиходе. «Я регулярно ем рис. Это стало неотъемлемой частью моего рациона, и это вовсе не подражание, а вполне логичный выбор. В рисе много питательных веществ, и он действительно заряжает тебя энергией. Поэтому одна-две порции риса в день — это уже необходимая норма, прожить без которой пару-тройку дней становится тяжеловато, — говорит Сергей. — Я обожаю жить в сумасшедшем ритме, но у меня всегда есть время, чтобы остановиться и подумать. Так что все мои черты азиатской жизни, думаю, изначально были внутри меня».

Современный космополитизм, по Вершинину, не более чем модная тенденция, предполагающая достаточные финансы и бескрайнее свободолюбие. «У меня много друзей, которые живут в странах, где они не родились, и только треть из них я могу считать настоящими космополитами. Подумайте, множество китайцев живет по всему миру, а вот космополиты ли они? Честно говоря, не думаю. Они просто выбрали место, где им в данный момент удобно, но при этом остаются и признают себя китайцами, — приводит он пример. — Я до конца не могу отнести себя к космополитам или какому-то подобному сообществу. Я принадлежу только самому себе. Важно знать и понимать, кто и что ты есть, вся вселенная крутится именно вокруг вас». В свой короткий приезд в Москву Вершинин уже соскучился по восточной атмосфере, и ему очень хочется обратно.

В Большой советской энциклопедии записано, что «строго космополитических видов животных или растений, по-видимому, не существует. Примеры космополитов высшего ранга — семейства злаков и отряд воробьиных птиц». Советские люди и представить себе не могли, что очень скоро к птахам и колосьям прибавится «враг патриотизма» человек-космополит, обитающий по всему земному шару. Так что, вполне возможно, паспорт гражданина мира от Дэвиса и впрямь однажды станет юридическим и политическим доказательством свободы космополита.