Канны, Венеция и Берлин — три вожака в обширной стае международных кино-форумов, каждый по-своему трактует моду. Если вы смотрите душераздирающую драму про отважную лесбиянку, потерявшую ногу на войне в Лива-не, или про удмуртскую пенсионерку, у которой скоро свадьба, — значит, вы в Берлине. Фестивальный дворец на площади Марлен Дитрих давно и надолго оккупировали политические беженцы, национальные меньшинства, обиженные и угнетенные — словом, социально значимое кино, результат немецкой терпимости и гуманизма. Совсем другая история на острове Лидо. С тех пор как венецианскую Мостру (от итальянского mostra — «смотр») возглавил Марко Мюллер, дипломированный востоковед, а точнее — китаист, в конкурсной программе не продохнуть от азиатов. Но у господина Мюллера есть заботы и поважнее. Во-первых, в 2009-м на Лидо затеяли грандиозный ремонт, так что и без того зыбкая венецианская почва в буквальном смысле стала уходить из-под ног. Во-вторых, Мостра продолжает битву насмерть с кинофестивалем в Торонто, который начинается одновре-менно с Венецией, но в отличие от нее может похвастать крупнейшим кинорынком, где заключают сделки по купле-продаже фильмов в разные страны. Разодетые звезды в мерцании фотовспышек — всего лишь упаковка, пыль в глаза. На самом деле кинематографисты целят чуть ниже, в область кармана с бумажником. И драма директора Мостры в том, что сразу после венецианской премьеры продюсеры пакуют чемоданы и улетают прямиком в Канаду, наплевав на то, победит их картина или нет. Если собрать все фестивальные призы вместе, получится недурственный зоопарк: в Берлине — медведи, в Роттердаме — тигры, в Локарно — леопарды, в Венеции — львы. Но все-таки самая ценная в мире кино награда относится к миру флоры. Каннская «Золотая пальмовая ветвь» дорогого стоит, а сам фестиваль в Каннах наиболее снобистский из всех. Даже журналистов здесь делят на касты — по цвету бейджа с аккредитацией. Чего у каннских отборщиков не отнять, так это врожденного чутья — как ни крути, основные кинотенденции зарождаются на Лазурном берегу. Они первыми начали признаваться в любви к компьютерной анимации вроде «Шрека», первыми спели осанну набирающему обороты 3D. И это они открыли ультрамодных румынских режиссеров, умеющих так снять пенсионера в машине скорой помощи, нелегальный аборт или полицейского, изучающего английский по словарю, что слезами не обливаются только самые черствые сухари.
Рафинированная фестивальная публика так же падка на все блестящее, как и обыкновенные посетители районных кинотеатров, и не знает лучше-го развлечения, чем сходить поглазеть на кинозвезд. К примеру, в прошлогодних Каннах больше всего шуму наделали вовсе не Ларс фон Триер с Михаэлем Ханеке, а взъерошенный Роберт Паттинсон, которого на причале напротив отеля Carlton взяли в осаду девочки-подростки. Или, скажем, итальянский классик Эрманно Ольми, получавший в Венеции приз за вклад в кинематограф, рассказывал о своей славной карьере полупустому залу, а спустя два часа, на пресс-конференции Микки Рурка, репортеры чуть ли не висели на потолке. Как нетрудно догадаться, у каждого фестиваля свои фавориты среди артистов. Каннские зеваки теряют разум при виде Квентина Тарантино, которыйкаждый год по поводу и без является на Лазурный берег в очередном спортивном костюме. Лидо никогда не обходится без Джорджа Клуни — его тут считают практически своим. Клуни в капитанской фуражке на белом катере на фоне Сан-Марко — это классика, как спагетти с чернилами каракатицы. А одна из главных фестивальных тусовщиц в мире Тильда Суинтон успевает и здесь, и тут, и там. Притом что у нее есть собственный фестиваль — дислоцированное в шотландской глубинке камерное мероприятиес поэтическим названием The Ballerina Ballroom Cinema of Dreams («Кино снов в танцевальном зале «Балерина»). Можно даже сказать, что фестиваль с актером в роли директора — тоже тренд. У Роберта Де Ниро — «Трибека», который запустили вслед за самолетами, протаранившими нью-йоркские башни-близнецы: Де Ниро с дру зьями поставил перед собой задачу приободрить манхэттенцев пос-ле трагедии 11 сентября. У Роберта Редфорда — «Сандэнс», существующий уже тридцать с лишним лет. Строго говоря, фестивальный год начинается в январе именно со смотра независимых фильмов в Парк-Сити, штат Юта. На «Сандэнсе» самыйрасслабленный дресс-код, и на символических красных дорожках никто не морщится при виде сноубордических штанов или куртки-аляски. Правда, в последнее время старожилы жалуются на зачастившую в город ПэрисХилтон, следом за которой тихую провинцию наводнили несметные орды папарацци. Но и для Пэрис, и для других ценителей кино это всего лишь разминка: дальше фестивали пойдут один за другим. Сан-Себастьян и Карловы Ва-ры, Марокко и Тель-Авив, Каир и Москва, Санта-Барбара и Сан-Франциско, Пусан и Эдинбург, Токио и Лондон, Монреаль и Мар-дель-Плата. Показы стартуют в восемь утра и заканчиваются за полночь, не оставляя иного выбора, кроме как мужественно бороться со сном и стараться не клевать носом. И если вы в Венеции, а на Лидо хорошая погода — у вас, по сути, одна радость. В перерывах между фильмами заскочить на соседний пляж, на глазах у обвешанных золотом невозмутимых итальянских старушек зайти в соленые адриатические воды и, сладко зажмурившись, подставить лицо солнцу.
