Посмотрели «Роковое искушение», почитали отзывы и будто оказались на семейном празднике словосочетания «южная готика»? Без него никак: в случае с работами Софии Копполы контекст нередко играет весомую роль, иногда – не менее важную, чем, к примеру, рассказанная фильмом история. Героини «Девственниц-самоубийц» транслируют дух 70-х во всей красе. Чтобы правильно понимать раздражающую актёрскую манеру Эммы Уотсон в «Элитном обществе», неплохо бы пару раз увидеть настоящую Алексис Нейерс, вместе с друзьями радостно обнёсшую дома Орландо Блума, Линдси Лохан, Пэрис Хилтон и ещё нескольких невезучих знаменитостей. «Мария-Антуанетта» требует хотя бы поверхностного представления о Французской революции – или, по крайней мере, о доброй традиции гильотинирования монархов тех времён. В качестве шутки можно предположить, что и «Очень Мюреевское Рождество», снятое Софией для Netflix, останется непонятым без контекста – правда, тогда бы пришлось всерьёз поверить в зрителей, не знающих Джорджа Клуни, Майли Сайрус и, собственно, Билла Мюррея.
Блеск и нищета южной готики – отличный фон, однако Копполу наравне с визуальной стороной интересует жанровая конвенция. Ничего нового – создатели фильмов регулярно договариваются о чём-то со зрителями.
Идём на что-нибудь от Marvel – ждём экшна и юмора в равных пропорциях плюс поднадоевшего гения-миллиардера-плейбоя-филантропа где-то на видном месте. Идём на Вуди Аллена – знаем, что шуточек о Достоевском не миновать. Включаем «Твин Пикс» – оставляем любые ожидания за кадром… договор не хуже других, правда?
Детектив ассоциируется со следователем, который слишком стар для этого дерьма, триллер – с убийцей, мелодрама – с дождём, в котором герои с удовольствием спрячут свои слёзы. Но речь не о жанровых клише – по крайней мере, не только о них. Речь о законах жанра, в немалой степени питаемых нашим опытом: мы уже виделислышаличитали что-то подобное, мы понимаем, чего тут ждать.
Если университетский курс литературы не прошёл мимо, южную готику вы помните по романам Уильяма Фолкнера. Об один из них, «Когда я умирала», крепко ударился Джеймс Франко, который каким-то чудом экранизировал принципиально не предназначенное для этого произведение (поток сознания от полутора десятка разных персонажей как бы намекает кинематографу держаться подальше). Любой, кто смотрел этот медитативный и тяжеловесный фильм, имеет неплохое представление о южной готике – патриархальное вырождающееся семейство во главе с отцом-самодуром, бессмысленная приверженность традициям, медицина, пугающая больше любого недуга, и бедность как основа бытия в целом. Франко идёт дальше и экранизирует ещё одного представителя жанра, уже более современного – роман «Дитя божье» Кормака МакКарти, герой которого, изгнанный обществом, селится в пещере и в итоге скатывается до предельно противоестественного существования (поверьте, вы не хотите знать больше). В этом вся суть южной готики: чаще всего события идут проторенной дорожкой от плохого к худшему.
Ещё один пример – обещаю, последний! – знаменитый рассказ Амброза Бирса «Случай на мосту через Совиный ручей». Сам рассказ к южной готике относится весьма опосредованно, а вот Бирса нередко зачисляют в её предтечи. Формула «Совиного ручья» вполне соответствует озвученному выше (осторожно, спойлеры!): верёвка рвётся, приговорённый к смерти уходит от погони и бежит домой к любимой жене, но обнять её не получается – оказывается, верёвка порвалась лишь в его воображении. К слову, сюжетом воспользовались Дэвид Линч и Барри Гиффорд, переплавив его в «Шоссе в никуда», но сейчас нас больше интересует прозрачная структура: мы с самого начала знаем. что ничего хорошего с героем не случится – и автор не обманывает наших ожиданий. А теперь давайте вспомним, разве кто-то пророчил долгую счастливую жизнь чересчур любвеобильному Колину Фарреллу?
В какой-то момент может показаться, что «Роковое искушение» Копполы неспешно подходит к сюжетному твисту – однако его нет ни здесь, ни в оригинальном романе Томаса Куллинана, ни в первой экранизации 1971 года. Южная готика диктует правила, не сулящие герою-северянину ничего хорошего с того самого момента, как он злоупотребляет и гостеприимством, и симпатией обитательниц пансиона.
Сюжет «Рокового искушения» можно было бы упрекнуть в некой прямолинейности, но от таких придирок надёжно страхует игра Эль Фаннинг, Кирстен Данст и Николь Кидман, которыми Коппола дирижирует так упоённо, что любо-дорого смотреть.
Поначалу чуть ли не всё внимание перетягивает на себя героиня Фаннинг, вообще-то принадлежащая второму плану. Будь Джесси из «Неонового демона» хоть вполовину такой хищной и живой, сама бы сожрала Сару, Джиджи и Руби! Но Коппола не забывает и про остальной каст, выводя героиню Данст в неожиданную оппозицию товаркам и откровенно любуясь эмоциональными крупными планами Кидман. Будь у последней чуть больше экранного времени, и «Роковое искушение» вполне могло бы стать лучшей из последних работ Николь. Мол, чего стоишь, Эдвина, тащи пилу и учебник по анатомии тоже прихвати.
.jpg)
В одном из интервью София говорила, что хочет показать события «Одураченного» («Beguiled» – так в оригинале называется и фильм, и роман) с женской точки зрения, потому ничего странного в том, что история в итоге совсем не о персонаже Колина Фаррелла. Его капрал Джон МакБёрни становится скорее формальным поводом для раскрытия впечатляющих героинь, закрытому обществу которых мужчина, похоже, был нужен лишь для того, чтобы чётче осознать собственную самодостаточность. Притязания капрала, целиком зависящего от милости своих спасительниц, на маскулинное доминирование, оборачиваются закономерным итогом – можно сказать, пресловутый путь от плохого к худшему он не проходит, а пробегает, вопреки раненой ноге. Мы впечатлены, но не удивлены: ни южная готика, ни чисто человеческая этика не обещали ничего иного. И что тут скажешь? Don’t mess with the girls.
