.jpg)
Материнское чувство вины — хитрый зверь, он отлично умеет прикидываться мертвым. Это не какое-то длительное состояние, как влюбленность или хандра, в которое ты постепенно вляпываешься, понимая, когда и почему это произошло, и что будет дальше. Нет. Это примерно так: стоишь на перекрестке, налево поворачиваешь, по радио играет рэпчик, начинается реклама, и там кто-то талантливый озвучивает предложение купить резиновые сапоги голосом свинки Пеппы. И все. Глаза застилает пелена, подбородок дрожит, сзади сигналят… А у тебя только одно в голове — я жуткая мать, я не в состоянии оценить, что в жизни важное, а что нет, дети маленькие один раз, а работа будет всегда.
Весь список афоризмов мудрых женщин тут же всплывает в голове. Или вот эти ролики, где маму отправляют в какую-то картонную машину, которая «заберет» у нее все недостатки — и из машины выходит другая тетя. Детям говорят — ну вот она теперь не будет тебя ругать и ты сможешь есть только конфеты. А дети рыдают и требуют обратно свою несовершенную маму. Садизм в чистом виде. У этого явления множество граней и оттенков. Люди разные — кто-то более истеричен в принципе (как я), кто-то менее. Однажды я в буквальном смысле развернулась и поехала обратно — обниматься с сыном. Не справилась. А в другой раз я зачем-то (спрашивается, кто мне доктор) прочла статью про самых жестоких детей-убийц в истории. Теперь мне еще больше хочется засунуть своего ребенка в большой бронированный куб и не подпускать к нему даже ровесников.
Бывает еще — хочется с разбегу удариться головой о стену, когда я утром прощаюсь с ребенком и ухожу в другую комнату работать. А он рыдает и кричит «мама!» таким голосом, будто мы реально на двух льдинах в океане и нас уносит к двум разным континентам. Это невыносимо. Он плачет абсолютно искренне, потому что у него горе. Каждый день, когда мой ребенок видит свою няню — горячо любимую, сто раз проверенную в боях и испытанную на прочность, — он говорит ей: уходи! Вероятно, он делает так потому, что знает — мне приятно. Только уходить надо мне, и вся моя концепция «К ребенку следует прислушиваться, нужно давать ему понять, что мы его уважаем, хоть он и маленький» идет к чертям. Если постараться, можно уже на этом месте, с самого утра, довести себя до нервного срыва.
.jpg)
Мы испробовали разные способы прощания. Включать ему мультик и незаметно растворяться в воздухе — какая-то грандиозная подлость, я против. Ну, и психологи пишут, что так делать нельзя: ребенок может начать бояться, что мама в любой момент вот так исчезнет. Честно договариваться заранее — няня приходит, чтобы мама могла поработать, а если мама работает, значит у нас есть вкусные персики, теплые ботинки икрасивые игрушки — тоже какая-то чушь. Ребенку эти слова ни о чем не говорят (возможно, кроме некоего тайного сигнала, что деньги важнее всего на свете). Я прощаюсь с ним четыреста раз. Я рассказываю ему, как весело нам будет вечером, когда я освобожусь. Я объясняю ему, что лет через двадцать он будет мне благодарен за то, что не превратилась в домашнюю курицу, занималась собой и теперь что-то из себя представляю. Он слушает меня внимательно и говорит няне: уходи! Няня не уходит. А вечерами няня рассказывает мне, какой у меня чудный ребенок. Как он защищает всех в кружках, как гладит по голове тех, кто плачет, и отдает свои игрушки тем, кто скучает. Потом ребенок рассказывает мне новые стишки, поет новые песенки, просит сказки, которых я не знаю. В каждом из этих случаев хочется плакать. Потому что наша жизнь проходит отдельно друг от друга. Иногда я плачу, да. К счастью, это постепенно демонстрирует тенденцию к убыванию. Раньше, когда я взяла няню, чтобы просто немного выдохнуть и осмотреться по сторонам, мне хотелось сдаться в службу защиты прав детей. Сейчас, когда я работаю в полную силу, плакать мне вроде как не очень позволено, так что я держу себя в руках.
А недавно ребенок вдруг радостно сказал: «Закрой свой рот!» Ему два года. Мы присели и сделали застывшие лица, чтобы не дать ему подумать, будто это очень смешно и радует родителей. По-моему, ребенок напугался гораздо сильнее: родители внезапно замолчали в разгар веселой игры, стараются не смотреть друг на друга и ведут отчаянную внутреннюю борьбу с позывом позвонить няне и устроить скандал. Вечером я тщательно выпытывала у него: не обижают ли его, никто ли не говорит с ним грубо и понимает ли он, что нужно сразу рассказывать мне. Ему два года! Он смотрел на меня с добродушным недоумением и возвращался к вождению машинки по краю кровати.Я съела себе всю голову. Моему ребенку кто-то грубит!
Мамаши, которые орут на детей на площадках и шлепают их по любому поводу — те самые женщины, которые задохнулись от рутины и забыли, что когда-то были нормальными.
Нет, рационально я понимаю, что эту фразу он мог услышать от тысячи людей на улице, от тысячи мам на площадках, которые только так и разговаривают со своими детьми, а у него тот возраст, когда он как диктофон — все возвращает обратно. И скоро пойдут слова гораздо веселее… Только кто его слушает, рациональное? Кто-то позволяет себе говорить моему зацелованному и обожаемо- му малышу: «Закрой свой рот!» И я об этом узнаю случайно, даже и не узнаю, а догадываюсь мимоходом. Разве я мать? Нет, я даже не мачеха. Все бросить срочно и проводить с ним каждую минуту! Всех, кому придет в голову что-то сообщить моему сыну на тему его рта, убить жестоко и публично! Раз и навсегда дать ему понять, что я буду его защищать, сколько смогу, ну и так далее.
.jpg)
Но ведь все понятно. Не могу я проводить с ним каждую минуту. И дело тут не только в понятной всем необходимости зарабатывать денежки, чтобы покупать персики. Живой человек не может проводить все свое время в какой-то одной деятельности. Нет, не так: живой человекне может постоянно делать то, что не приносит ему удовольствия. Точно есть люди, которым это в кайф, и я им завидую. Но для остальных день сурка, возведенный до единственной жизненной перспективы, непосредственно влияет на мозги и приводит к вспышкам агрессии. Возможно, мои любимые мамаши, которые орут на детей на площадках и шлепают их по любому поводу — те самые женщины, которые задохнулись от рутины и забыли, что когда-то были нормальными. Они забыли даже, как сильно любят своих детей. Не факт, но вероятность есть.
Кому от этого хорошо? Никому. Кому плохо? Ребенку. Ему на фиг не нужны наши самопожертвования. Ему нужны нормальные родители рядом. Да, желательно почаще. Особенно если он болеет, если у него лезут зубы, если он впервые идет в развивающий кружок или на прививку. И да, я твердо верю в «четвертый триместр» и в то, что до определенного возраста мама рядом нужна ребенку в физическом смысле. А вот после определенного возраста маме нужно немного отходить от ребенка — в психологическом смысле. И никакой связи с любовью тут нет.
Все мы обожаем своих детей безмерно, это не обсуждается. Если выбор между нервной и взвинченной мамой, которая сегодня плачет из-за испачканных штанов, а завтра орет из-за пролитого йогурта, и мамой нормальной, но только три часа в день, они выберут маму нормальную. Конечно, если без мамы все организовано, им не страшно и не одиноко, рядом нет детей-убийц и никто не затыкает им рот. И вот это уже наша настоящая работа — обеспечить все вышеописанные пункты. А плакать на перекрестках не надо. В конце концов, это опасно. И ребенку пользы никакой, один вред.
