Мама рядом: украинки рассказывают, как в условиях войны они продолжают бороться за жизнь своих детей.

Три проникновенные истории ко Дню матери

«Материнская любовь всесильна – ей неподвластны никакие испытания». Это доказывают наши сегодняшние героини. Жизнь каждой из этих женщин поделилась на ДО и ПОСЛЕ уже, по крайней мере, дважды: кроме полномасштабной войны в стране, начавшейся 24 февраля, в жизни каждой из этих женщин присутствует еще одна война. Это война с онкозаболеванием собственного ребенка. В разное время каждая из них услышала от врачей самый страшный диагноз. В разных городах и при разных обстоятельствах каждая из этих украинок начинала бороться за жизнь собственного ребенка, однако 24 февраля все они встретились с новой реальностью – отныне лечение ребенка необходимо обеспечивать в условиях войны. Как эвакуироваться? Стоит ли ехать за границу? Перенесет ли ребенок тяжелую дорогу? С решением этих вопросов семьям помог благотворительный фонд «Запорука». Уже 14 лет фонд занимается онкобольгыми детьми, с 2009 года предоставляет проживание в специальном центре «Дача». Сегодня команда занимается эвакуацией подопечных – спасает детей от войны и возвращает шанс на выздоровление.

В рамках совместного проекта с благотворительным фондом «Залог» и Pedan Buro специально ко Дню матери ELLE имел возможность пообщаться с тремя отважными украинками, которые сегодня имеют свой фронт – ведут борьбу за жизнь своего ребенка в условиях войны. Но, несмотря на трагичность каждой из историй, объединяет этих женщин не только общая боль – прежде всего, их объединяет всесильная материнская любовь и вера в победу света над тьмой.

Алла Черновецкая

33 года, многодетная мать. Родом из Харьковщины. Живёт в поселке Новая Водолага. У Аллы пятеро детей: старшему сыну Артему 13, Кате – 9, Полине – 6, Арине – 3. Младшему Алексею недавно исполнился год.

Решение, что семья будет непременно большой, принималось вместе с мужем. «Для меня это счастье быть среди детей. Наверное, это мое призвание, – признается Алла. Однако в юности девушка мечтала о профессии, связанной с экстримом, например, работать в полиции. Но жизнь, как водится, все расставила на свои места.

В сентябре прошлого года у двухлетней Арины обнаружили нефробластому. До 24 февраля Алла с дочерью проходили лечение в Харькове. Война поставила их перед выбором: либо уезжать из страны, либо остаться. Алла решила остаться. Пока они во Львове, проходят лечение в Западноукраинском специализированном детском медицинском центре.

«Все произошло внезапно. Однажды утром Арина проснулась с температурой под сорок. Сбиваешь ее, а через два часа она снова поднимается. Думали, что ковид, воспаление легких, но оказалось, что это самое страшное, что может быть, онкология. УЗИ показало, что у дочери десятисантиметровая опухоль левой почки с абсцессом. Для двухлетнего малыша это очень много. Нас срочно отправили в Харьков, где Арину сразу положили в реанимацию. После всех обследований был установлен диагноз – нефробластома. Назначили лечение – операция и двенадцать «химий».

Когда я впервые услышала диагноз, у меня было ощущение, что я проваливаюсь в пропасть. Почему моя Арина. Что я сделла не так? Сейчас понимаю, что рак может случиться с каждым. И в этом никто не виноват. 

В первые дни я не находила себе места. За это время перечитала сотню статей об этой нефробластоме. Забила голову разной информацией – и страшной, и обнадеживающей. Поняла: если буду продолжать в том же духе, сойду с ума. Чтобы отвлечься, переклеила обои в доме за четыре дня. Помогло.

С мужем решили, что в больнице с Ариной он будет, а я дома с детьми. Тогда меня очень поддержала мама. Она не уходила от меня. Настраивала на борьбу, но при этом старалась не обнадеживать — понимала, что может сложиться по-разному… И я должна быть готова к этому.

Плакать я выходили во двор, чтобы не расстраивать детей. Хотя они все чувствовали, конечно. Когда это произошло, я их всех собрала и говорю: «С вашей сестричкой случилась беда. Но мы все выдержим, если будем держаться кучкой, помогать друг другу. Тогда и Арине сможем помочь». С этого момента мы в этой кучке и держимся.

Дети действительно изменились, стали более сдержанными. Уважают меня. Раньше не особо обращали внимание, устала ли я, а сейчас идут гулять и младшего с собой прихватывают, чтобы я немного отдохнула в тишине.

Начало войны застало нас дома. Утром мне позвонила тетя из Киева: «Алла, война началась. Киев, Харьков, по всей Украине бомбят».

Потом мне вспомнился случай, который со мной произошел в декабре. Я покупала мандарины в супермаркете, когда ко мне подошла незнакомая бабушка и сказала: «Деточка, ты не то берешь, бери крупы, масло, спички, сахар, соль. Через два месяца будет война». Подумала тогда: «Странная какая-то женщина». А бабушка оказалась провидицей.

Осознание надвигающейся катастрофы окончательно пришло на второй день войны, когда стали бомбить больницу, где лечилась Арина. Первая моя мысль: «Где теперь лечить дочь?!!!». Чтобы нас никто не встретил и никто не догнал. Звоню нашему врачу, который в тот момент находился в отпуске в Черкассах. «Приезжайте сюда, – говорит, – я теперь здесь работаю». Начинаем искать транспорт. В то же время наш волонтер сообщает, что есть возможность выехать на лечение в Польшу. Не раздумывая, соглашаюсь.

Начинаем быстро собираться. Берем самое главное – аптечку, теплую одежду. Человек находит машину. Как только выехали на трассу, кто-то из пассажиров предложил помолиться, чтобы нас никто не встретил и никто не догнал. Я тогда всю дорогу читала молитвослов. Все что знала. В итоге добрались благополучно. Сначала в Харьков, а затем во Львов, откуда должны были отправиться в Польшу. Однако мы остаемся!

Во Львове, когда появилась возможность перевести дух, меня уже не так радовало мнение о выезде за границу. В чужом городе я чувствовала себя не очень комфортно, но я была в своей стране. А как будет в Польше, среди совсем чужих людей и без знания языка? А как мои дети? Муж? Как потом возвращаться? Поэтому, когда узнала, что наше лечение можно продолжить здесь, решение созрело окончательно. Мы остаемся дома, в Украине!

Сейчас у нас с Ариной выходные между «химиями». Дочь держится бодро. Смотрю на нее и сама стараюсь быть такой.

Очень хочу домой. Уже два месяца мечтаю лишь об одном – вернуться, разобрать чемоданы, а потом сварить большую кастрюлю домашнего борща. Все! Больше ничего не хочу, Только мира,  близких рядом и борща. 

София

36 лет, многодетная мать, имеет пятерых детей. Живёт в Краматорске Донецкой области.

Об онко у своего младшего сына Марка София узнала уже во время войны. Циничное вторжение россии, а затем страшный диагноз Марка совсем выбили женщину из колеи. Однако показывать отчаяние перед старшей дочерью и четырьмя сыновьями София не могла себе позволить. Понимала, что полноценное лечение в условиях войны невозможно в месте, где приземляются ракеты. Как в ее родном Краматорске. На предложение волонтеров «Запоруки» эвакуироваться согласилась только тогда, когда ее заверили, что заберут всех детей. Сейчас София во Львове. За границу не поехали, ведь врачи не давали никаких гарантий, что Марк выдержал бы дорогу.

«Моя дочь Илона – самая старшая. Ей 17, учится в 11-м классе, выпускница. Все остальные – сыновья, школьники тоже. Я их все время называю своей футбольной командой. Давиду буквально недавно исполнилось 14 лет. Ване 9 лет. Савелий – первоклассник. Ему 7. И Марк, самый младший – всего 2 с половиной года. 

С болезнью Марка все случилось спонтанно. В марте, уже после полномасштабного вторжения. Сы не были готовы ни к первому, ни ко второму. Никто не может быть к такому готов!  

У Марка не было никаких симптомов. Никаких проявлений, что у ребенка что-то болит. Радостный малыш, обычный. Гуляет, смеется, бегает. И здесь за выходные просто вырос животик. Настолько увеличился, что мы все были в шоке. Обратились в нашу больницу в Краматорске. Думали, что-то с пищеварением. Но это было не нарушение работы кишечника. УЗИ показало опухоль очень больших размеров. В городской больнице уже не было нужного оборудования, чтобы полностью обследовать Марка. Все увезли. Нас продержали два дня. В течение этого времени врачи решали, куда нас отправить – в Днепр или Львов.

В Краматорске мы застали все – и обстрелы, и прилеты ракет, и взрывы. У нас аэродром рядом с квартирой. Самые первые дни было особенно весело. Все взрывы практически рядом с нами. Последний взрыв, свидетелями которого были – у наших соседей на нижних этажах вынесло окна. Наши только открылись настежь, но не разлетелись вдребезги. Поэтому очень повезло, что стекло не зацепило никого. Мы быстро набрали нашего кума. Он недалеко от Краматорска живет – в Сергеевке. 40 минут езды от города. Мы попросили, чтобы он нас забрал с детьми. Там были пустые дома… В квартире было страшно находиться. Мы переехали. Но прилетало и туда. Рядом село – снаряды попали в 4 частных дома. Сгорели дотла. Люди тоже. Погибли все, кто там жил.

Илона, Давид, Ваня – они не в первый раз переживают обстрелы. В 2014-м мы никуда не выезжали из Краматорска, поэтому все прочувствовали на себе. Жили тогда в другой квартире. На 9 этаже. И у подъезда «приземлялось». И склад, расположенный недалеко от дома, взорвался, пылал. Картинка, как в фильме ужасов или о конце света.

Дети панически боятся сирен и громких звуков. Во время воздушной тревоги прячутся под кровать или бегут в ванную. На втомате. Страх уже в крови. 

Когда врачи рассматривали направление меня с Марком в Днепр, я не сильно волновалась. Когда речь зашла о Львове и возможности эвакуации на лечение за границу – в Польшу или Италию, впала в истерику. Как я уеду так далеко, как оставлю остальных детей самих? Благотворительный фонд «Запорука», организованный нашим вывозом, сразу успокоил меня, что заберут всех нас вместе.

У меня было два часа, чтобы собрать детей вместе. Мне их привезли прямо в палату. Я все время около Марка, не выходила практически оттуда. Дети ничего толком с собой не взяли. Ни одежды, ни учебников. То, что понимали, что могли, то и забрали. Во Львов добирались эвакуационным поездом. Без медсестры, сами. Марка накололи обезболивающими, антибиотиками и жаропонижающими. Как прошли те сутки в купе с детьми, не помню совсем.

Я ехала «в никуда».  С сыном на руках, которых в любой момент мог умереть. О этой мысли мне до сих пор не по себе. 

Уже здесь, в клинике (Западноукраинский специализированный детский медицинский центр – ред.) мне сказали, что эвакуации за границу не будет. Хорошо вообще, что сюда добрались. Врачи сказали, что Марк просто не выдержит дорогу. Четвертая стадия, метастазы по всему организму. Как этого не заметили, я даже не знаю. Мы не ожидали этой болезни, мысли не могли допустить.

Теперь Марк проходит пятый блок химиотерапии. Через неделю будет шестая, заключительная. Дальше по плану – операция. КТ покажет, каковы результаты. Внешне сейчас Марк энергичен. Настроение хорошее. Совершенно не вялый, каким был в начале. Животик "спал". Наконец-то я узнаю своего мальчика.

Илону, Давида и Савелия приютили в протестантской церкви. Живут в отдельной выделенной комнате. Первую ночь по приезду мы все вместе ночевали в больнице. Нас встретили здесь тепло. Очень приветливый персонал. Чуткие врачи. Быстро организовали жилье для старших. На следующий день я отвезла их туда, познакомилась с волонтерами. Когда есть свободная минутка, наведываюсь. Илона в это время приезжает посидеть с Марком, пока я не на месте. Подстраховывает и моя мама. Удалось ее тоже вытащить сюда из Краматорска. Она как раз за день до обстрела городского вокзала (8 апреля российские оккупанты обстреляли железнодорожный вокзал Краматорска, где находились тысячи людей, ожидавших эвакуации. Последствия ракетного удара – 52 погибших и 109 раненых, в том числе дети – ред.). . Еще колебалась, ехать в этот день или на следующий. Если бы задержалась, ее бы уже не было.

Недавно здесь Марка крестили, потому что в Краматорске не успели. Марк сам себе крестную выбрал. Кристину Мирославовну – нашего врача, которая координирует лечение. А крестный специально из Краматорска приезжал на крестины. Потом вернулся.

Что с нашим домом, квартирой, не представляю. Все соседи, которых знала, уехали. Где живет мама, за ее домом – горсовет и школа №15. Так вот от школы уже практически ничего не осталось. Ее развалили в фундамент. Руины, а не школа. Какая ситуация с нашим жильем, не у кого спросить. Но додумать несложно. Но несмотря на все, я верю в лучшее. После "химии" вижу прогресс. Марк себя гораздо лучше чувствует. Прошу у Бога, чтобы ребенок перенес операцию. Волнуюсь за это сильно. Но не показываю. Он же все видит, реагирует на мое настроение».

Я не хоу покидать страну. Это наш дом, наша земля. Хочу, как и все, чтобы война закончилась. Хочу, чтобы Марк поправился. Это самое главное для меня. Это мой личный фронт.

Инна Круглик

35 лет, бухгалтер. Родной город – Херсон. Здесь родилась, училась, получила первое специальное образование в экономическо-правовом колледже, вышла замуж, родила сына Кирилла. Когда мальчику было 6 лет, у него обнаружили нейробластому в брюшной полости 4 стадии.

Инна вынуждена была выехать из любимого города в Киев, чтобы лечить сына. Впоследствии началась война и расставаться пришлось снова. На этот раз с родной страной, где российская федерация не оставила сыну шанса на выздоровление. В настоящее время семилетний Кирилл проходит лечение в Милане, в клинике Pavia Policlinico SanMatteo Pediatria. Туда вместе с мамой и онкобольной бабушкой их эвакуировал благотворительный фонд «Запорука» при поддержке итальянской организации Soleterre Onlus. Муж Инны воюет сейчас в рядах ВСУ.

«Это произошло в прошлом году, на Рождество. Мы с друзьями решили обрадовать своих детей – повели их в игровую комнату. Кирилл, как всегда, был активным, веселым, неугомонным. Поэтому, когда вечером пожаловался, что у него болят ножки, мы не удивились — еще бы, после такой беготни! Но на следующий день начал хромать. А еще через день уже совсем встать не смог.

Рентген ничего не показал. Травматолог предположил, что это похоже на ушиб мягких тканей и отправил к педиатру. Сдали анализы. И буквально сразу нам позвонили по телефону из больницы. Сообщили, что в организме сына происходит что-то очень плохое, и нам срочно нужно ложиться в областную детскую клинику на обследование.

Выяснилось, что у ребенка опухоль, которая в тот момент занимала треть брюшной полости. Нейробластомы четвертой стадии с метастазами в костный мозг. Как это могло произойти? Все время задаю себе этот вопрос. Не было ведь никаких предпосылок. Мы каждые три месяца всей семьей проходили медицинское обследование – никаких симптомов. И вдруг в один момент такой страшный диагноз.

Было очень страшно и не было понимания, как с этим жить. Но расслабляться я не имела права. Нейробластома – агресивная опухоль, развивается быстро. Времени на раздумья не было. Решили с мужем, что нужно ехать в Киев. 

Так мы оказались в Национальном институте рака, где познакомились с замечательным доктором Еленой Викторовной Шайдой, которой буду благодарна всю жизнь. В первую очередь, за моральную поддержку. Своей уверенностью, что все будет хорошо, она меня буквально спасла. "Мы это лечим", - сказала она. Убедила, что у Кирилла есть шансы победить болезнь, потому что в Украине уже давно работают по новейшим европейским протоколам, что у нас много крутых специалистов, которых знают и уважают в солидных европейских клиниках.

А потом началась война… В тот день нас разбудил муж моей соседки по палате. Позвонил и произнес одно слово: "Война". Что? Мы не поверили. И кто сразу поверит, что в 21 веке будет возможно такое? Помню, как бабушка рассказывала мне о войне. Все это казалось столь далеким и нереалистичным. Казалось, что с нами этого точно никогда не произойдет. Помню, как в школе на занятиях по военной подготовке нас учили бежать и прятаться во время бомбежек. Мы тогда смеялись над всем этим: «Нелепость какая. Войны больше никогда не будет…».

Даже в самом страшном сне я не могла представить, что буду прятаться в подвале со своим больным ребенком от русских бомб. 

Сначала мы не осознали, что происходит. Главным оставались наши дети и их лечение. И только когда впервые услышали вой сирены, почувствовали страх. Пришло осознание, что все очень серьезно. После следующей воздушной тревоги все мамы и дети стали спускаться в подвал. В Институте рака он оказался хорошо оборудованным: с хорошим освещением, плиткой на стенах, отличной вентиляцией – дети могли дышать свежим воздухом. Условия были комфортными, но лечение было прекращено у всех. Главный врач объяснил, что в подвале химию делать нельзя, а наверху небезопасно. Тогда как быть? Была надежда, что через несколько дней немного стихнет — ведь россия обещала не стрелять по мирным объектам. Но с каждым днем ​​все ухудшалось. Стало ясно, что единственный выход – это эвакуация. Иначе наши дети просто обречены.

Чувство ужасной безысходности испытала, когда нас эвакуировали. День был пасмурный – небо серое, все вокруг черно-белое. Я ехала в автобусе, смотрела в окно и плакала. Увидела дом, в который попала ракета. Никогда не забуду эту страшную картину, которую сотни раз видела в кино, а сейчас это происходит здесь и сейчас, со мной, с моим ребенком, моей страной. Но больше меня пугало то, что у моего ребенка эта война заберет лечение. В те минуты никто не знал, что нас ждет. Доедем ли мы вообще живыми хотя бы до вокзала. Но, к счастью, все обошлось. Мы благополучно добрались сначала до киевского вокзала, потом поездом доехали до Львова, потом автобусом до польской границы, оттуда еще одним автобусом добрались уже до польского Жешува. Дорога меня утомила, но одновременно и немного успокоила. Мы ведь держали курс в безопасную страну, где мой ребенок продолжит лечение. Силы придавало еще и осознание, что, покидая свою страну, я тем самым спасаю не только сына, но и свою онкобольную маму. Следовательно, нужно держаться.

Конечным пунктом назначения нашей "дороги жизни" был Милан, поликлиника San Matteo. Но мы попали туда не сразу, поскольку у сына подтвердился ковид. А это значит, что наше долгожданное лечение отодвигалось еще на две недели. Впрочем, по сравнению с той неизвестностью, которая была сначала, все это воспринималось как временные трудности. Главное, что мы приехали в страну, где не стреляют и где лечат.

Кстати, лечение здесь организовано по-другому. Все медики как солдаты. Работают как часы. Приходят каждый час, даже ночью, осматривают, берут анализы, если нужно. Все четко, ловко, метко и очень приветливо. Жаль, я не знаю итальянского. Так хочется поделиться с кем-нибудь из них, рассказать о какой-то ситуации подробнее, а то только «Grazie!» и говорю.

Греет мечта скорейшего возвращения домой – туда, где тебя ждут и любят. Это ничто не заменит, ни материальные вещи, ни машины, ни квартиры. Я оптимист по жизни, хоть надо мной все смеются. Я такой человек: если вижу цель, то не вижу помех. Моя цель: вылечить сына и обязательно вернуться в Украину, в свой родной свободный Херсон. Мечтаю увидеть своих родных, близких, дорогих мне людей: папу, брата, дядю, родителей мужа, друзей. Все они сейчас там. Как хочется собрать их всех и отправиться в Лазурное, к морю, где мы так любили отдыхать. Мы обязательно победим, потому что таких людей, как нас, украинцев, нет больше нигде. А еще мне придает силу мой муж. Он сейчас воюет, но все равно находит время, чтобы позвонить по телефону и подбодрить. "Вы там лечитесь, а мы здесь все отвоюем и вернемся домой с победой", - говорит.

Я уже знаю, что сделаю в первую очередь по возвращению домой. Уговорю мужа звести второго ребенка. Хочу, чтобы у нас была большая семья. 

 

Фото Аллы и Софии: Катерина Птаха

Разговор с Аллой и Инной записала Наталья Бужинецкая. Разговор с Софией записала Татьяна Сащук

Реклама

Популярные материалы
Читайте также
Популярные материалы