Наша героиня Галина Клемпоуз — настоящий пример сильной и несломленной женщины. Еще будучи студенткой, она много волонтерила, потом в 2016 году пошла на фронт — сначала в добровольческий батальон, затем подписала контракт с Вооруженными силами Украины.
Сейчас Галина — солдат запаса и соучредительница Женского ветеранского движения, занимающегося адвокацией и защитой прав женщин-ветеранов и действующих военнослужащих. В 2019 году она вместе с посестрами посетила штаб-квартиру НАТО с официальной дипломатической миссией.
Жених Галины — боец полка «Азов», до сих пор находящийся в плену после выхода с территории «Азовстали». Вместе с другими семьями защитников Мариуполя девушка ежедневно борется за возвращение наших героев и твердо верит, что однажды услышит: «Любимая, наконец-то я дома».
О том, как они познакомились и что пообещала любимому после начала полномасштабной войны, какие эмоции пережила, когда произошел ужасный теракт в Оленовке, и что думает об обменах военнопленных, чего больше всего боится и кто помогает ей держаться сейчас, — об этом и многом другом Галина Клемпоуз рассказала в откровенной беседе с Лесей Пахариной.
Привет, меня зовут Галина Клемпоуз, я с Ровенщины. Часто я представляюсь «Перлинкой», потому что многие из фронтовых друзей, побратимов знают меня именно так, это мое псевдо.
В 2016 году, учась на магистратуре НЮУ на факультете прокуратуры, подписала контракт с Вооруженными силами Украины. Ректорат пошел мне навстречу, разрешив индивидуальное посещение. Периодически я ездила с фронта в Харьков в университет, так и закончила учебу.
В сентябре 2018 года я была вынуждена уволиться из рядов ВСУ. Хотя в то время были планы и дальше продолжать службу, но ситуация сложилась так, что в результате несчастного случая погиб мой папа и я не могла оставить маму одну. Я понимала, что она испытывает большой стресс, и мне не хотелось его добавлять тем, что дочь на войне. Я приняла решение выбрать семью, быть рядом с мамой, поддерживать ее.
Мой жених родом с востока Украины, с 2015-го он проходил службу в «Азове», участвовал в боях на Светлодарской дуге. Он занимает определенную должность, поэтому я не могу называть его имя. Потому что были моменты, когда я засветилась успехами в своей деятельности против врага, и сейчас не хочу, чтобы у любимого из-за меня были проблемы.
Это мой личный страх. Я постоянно боюсь, что оккупанты узнают, что я его невеста, и скажут: «У тебя еще и невеста нацистка, а ну иди сюда палки получать».
Любимый — настоящий адреналинщик. Прыгать с моста или с парашютом — это о нем. А еще он очень любит спорт, занимается кроссфитом, и это очень заметно. Любит путешествовать, кататься на сноуборде, велосипеде. Много читает.
Он очень закрытый человек, который не подпускает к себе большое количество людей, но если он уже с кем-то дружит, то проявляет себя как настоящий друг. А еще он совершенно неконфликтный человек. Чтобы он кричал или с кем-то ссорился — такого не бывает. Он всегда сдержан и очень спокоен. Он эти качества вырабатывал в себе сам. И это очень чувствуется, потому что ему удается сдерживать даже мою суперэмоциональность.
Находясь на «Азовстали» с ранением, мой жених находил еще силы меня успокаивать. Хотя это должна была делать я. Но получалось у нас наоборот.
Военный опыт Галины
Все началось с того, что в 2014 году я много волонтерила. Как надо мной тогда шутили — «занималась военным туризмом», потому что кроме поездок на фронт, как волонтер, я бывало оставалась с ребятами, помогала им, готовила есть, привыкала к войне. Сейчас это я понимаю немного по-другому, чем тогда. Тогда это были эмоции, «юношеский максимализм», как все любят говорить.
Но я многим обязана своим командирам, которые мне тогда позволяли находиться там: потом, во время военной службы, мне это пригодилось — я уже была морально готова и реагировала на все нормально: звуки взрывов не были для меня чем-то новым.
В 2016 году моего побратима очень сильно контузило. Ко мне обратились волонтеры, знавшие, что я буду ехать в том направлении, и попросили присмотреть за ним. Я приехала, начала за ним ухаживать и вступила добровольцем в ряды ДУК ПС.
Во время штурма в бою у поселка Луганское погиб Василий Слипак, оперный певец Парижской национальной оперы. Я была там на позициях, и после этого уходить от ребят уже не было никакого смысла. Я понимала, что идти от них некуда, и подписала контракт с Вооруженными силами Украины, предварительно согласовав с командиром батальона моменты, касающиеся моей учебы.
3 августа 2016 года я подписала контракт с ВСУ.
Будучи еще студенткой, свое решение пойти на войну родителям я объясняла тем, что это мой выбор, что я взрослая личность. Кроме того, я выросла в очень патриотической семье, я во всем этом с детства. В моей семье есть значимые фигуры в борьбе ОУН-УПА против российского гнета тех времен — Сергей (псевдо «Граб») и Анна Мартынюк (псевдо «Таня»). В честь родной сестры «Граба», бабушки Галины, назвали меня. Все эти истории проговаривались за закрытыми дверями в доме (из-за постсоветского страха родителей), когда я росла. Учитывая это, родные понимали, что другой путь я не выберу, и гордились мной.
Когда я только подписала контракт и родители об этом еще не знали, приехала домой, объяснила, что есть вопрос «цвета нации» и «мусора нации». Я отношу себя к «цвету», поэтому я там. Сейчас мне очень сложно, потому что пообещала своему жениху, что до его возвращения не поеду на войну, поэтому жду и выполняю свое обещание.
Знакомство с женихом
На удивление, нас познакомила не война. Это были горы. Я очень люблю походы, они меня лечат. Все мои стрессы, все мои переживания они забирают, и это был один из таких моментов.
У нас с женихом есть общий товарищ, который, кстати, сейчас тоже находится в российском плену. Однажды зимой он написал мне, что едет с товарищем в Буковель кататься на лыжах, спросил, кто может их из Львова подбросить. Я как раз планировала туда ехать в поход. Только чуть позже. Но так сложилось, что уехала вместе с ними.
Я села за руль, забрала ребят с ж/д вокзала и повезла в Буковель. Мой возлюбленный сидел сзади, и я постоянно видела его в зеркало заднего вида. Где-то посреди дороги он пристегнулся ремнем безопасности — девушка за рулем. Я еще удивилась, потому что мы были пристегнуты, а он нет. Посмеялась тогда, спросила его: «Что, страшно стало?» (Смеется.)
Я подвезла их, а сама отправилась в свой поход в горы. Возвращаясь назад, заехала к ним. Мы попили чай, пообщались, он рассказал, как они покатались.
Это было в январе, а в сентябре он написал о том, что у него будет отпуск и он хотел бы встретиться.
То есть полгода тишины — и тут парень решил написать. (Смеется.) Я согласилась, и с этого момента началось наше активное общение.
Из-за того что я военнослужащая, мне достаточно сложно строить отношения с гражданскими. Во многих моментах мне нужно переступать через себя и притворяться слабой, но это уже не я. Я не такая. Поэтому даже не знаю, как это удалось моему любимому, но он как-то сумел своими словами дать мне понять свою силу.
Чтобы я когда-нибудь кого-то послушала и не сделала по-своему — такого раньше не было.
И когда побратимы, возвращаясь из плена, говорят мне, что он сильная личность, что он все выдержит, так же как и я, что все будет хорошо, — это говорит о том, что я сделала правильный выбор. Мой любимый сильный, он сильнее меня. И это для меня очень важно.
24 февраля, полномасштабная война
24 февраля я была в Киеве, жених — в Мариуполе. Мы не смогли увидеться до начала полномасштабной войны, и я писала ему, что мне это очень болит.
О том, что что-то такое может произойти, я была предупреждена друзьями, работающими в определенных структурах, поэтому была готова. Мой лучший друг Яшка, погибший в марте в Изюме, тоже писал мне о том, что это будет, сказал, как готовиться. В тот момент, зная особенности моей работы, он звал меня в свое подразделение. Поэтому я сразу выехала из Киева домой на Ровенщину: забрать форму и все остальное. На следующий день я уехала во Львов — там была часть моего снаряжения, мой дрон, — и так случилось, что я осталась в городе помогать по волонтерству: мой жених попросил меня не идти на фронт.
Это затянулось настолько, что к маю я вообще оттуда не вылезала. Это была напряженная волонтерская работа, я помогала и в «Вернись живым», и в United Help Ukraine (это американский фонд). Кроме того, наша волонтерская команда многое делала по обеспечению ребят на войне.
Оборона Мариуполя, «Азовсталь»
Когда все началось, мы с женихом продолжали жить будущим, мечтали, что у нас будет дом, две машины, я смеялась, что заберу своего пса и мы поедем жить в горы, потому что у меня есть такая мечта.
Я, как могла, пыталась его отвлечь от тех страшных событий, чтобы у него там были какие-то надежды, мечты, а не только мысли о смерти и конце всего, хотя такое тоже было.
Когда он находился на «Азовстали», то все время беспокоился, в безопасности ли я, чтобы я, не дай бог, не решила ехать на войну. И именно данное ему обещание не идти на фронт до сих пор сдерживает меня. Я даже не знаю, как ему удалось уговорить меня. Он как-то нашел правильные слова.
Любимый постоянно волновался за меня. И я не понимала, как так: он находится в аду, ранен, а его волнует только одно — чтобы я была в безопасности.
Иллюстрация: Ani Verta
Аналогичные волнения были и у меня. Но я была во Львове, где безопасно по сравнению со всей Украиной. Когда произошел взрыв во Львове, от него сразу пришла эсэмэска, все ли со мной в порядке.
«Да, все хорошо, не волнуйся», — писала я.
А на мои вопросы, все ли у него хорошо, он тоже отвечал: «Все нормально». Хотя он был ранен, и очень серьезно. Слава богу, что тогда там еще были антибиотики, он смог вылечиться и через несколько недель стал в строй.
Но честно говоря, мне очень сложно, потому что приезжают друзья с фронта, рассказывают определенные ситуации, и это все вызывает безудержное желание тоже уехать на фронт. Возможно, это еще адреналиновая зависимость — предыдущий военный опыт дает о себе знать.
Мой друг Яшка перед гибелью под Изюмом писал: «Это не та война, к которой ты привыкла». И я все это осознаю. Если первые две недели он звал к себе, писал, что мне нужно взять, что им нужно взять, то перед своей гибелью написал: «Нет, Перлинка, я не буду брать на себя эту ответственность, сюда тебе ехать нельзя, сиди там» .
Сидеть здесь очень сложно, потому что есть собственный опыт, который может приносить пользу, но в то же время есть любовь друзей, любовь любимого. И это меня останавливает.
Сейчас я в состоянии ожидания, что будет дальше — мне непонятно. Сначала нужно, чтобы жених вышел из плена.
Плен, обмены
Когда после выхода из «Азовстали» ребята попали в плен, я полностью переключилась на то, чтобы освободить военнопленных, а также обеспечить их при обменах и возвращении домой. Поэтому сейчас нахожусь в Киеве и стараюсь работать по этим направлениям.
Жених тогда написал: «Вытащить меня сможешь только ты». И я понимаю, что да, я это сделаю.
Когда происходили обмены, я очень боялась услышать о том, что, возможно, он где-то испугался, где-то что-то не сделал или сделал не так, и это привело к каким-то катастрофическим последствиям. Есть, к сожалению, такие истории, когда кто-то повел себя недостойно в каком-то бою или в определенной ситуации и это привело к печальным последствиям, потерям. Я боялась это услышать, ведь я на войне давно и знаю, что таких случаев немало, потому что это психология, это состояние человека, которое предсказать в тех или иных моментах невозможно.
Но все вернувшиеся говорят, что он не такой, что он — огромный молодец, что он боролся, что он спасал других, после ранения вставал и снова шел в строй, что он их всех там очень поддерживал. И вот все эти моменты вдохновляют бороться дальше, дают силы держаться и не раскисать.
После первого обмена жених попросил одного из ребят, которого освободили, меня набрать, сказать, что с ним все в порядке. То есть он сидит в плену и думает, чтобы у меня все было хорошо.
Он действительно герой и очень достойный человек.
Во время обмена 21 сентября я до последнего надеялась, что увижу его там. Я была возле автобусов, но, к сожалению, не увидела его лица. У меня было такое ожидание, что сейчас он выйдет и дальше начнется новый этап. Однако он не вышел.
Telegram: Ассоциация семей защитников «Азовстали»
Понятно, что была и огромная радость в тот день, потому что освободили часть защитников. Я не могла, конечно, о чем-то подробно у них расспрашивать. Я просто спросила, есть ли он здесь. И мне ответили, что нет.
Потом один из обмененных ребят написал, что мой жених в Еленовке, что с ним все хорошо.
После обмена 21 сентября появились разговоры, что если военнопленные станут медийными, то их быстрее обменяют. Но я категорически не поддерживаю это мнение. Ведь мы не знаем, какой информацией о наших родных владеет враг, чем он руководствуется, какими документами, не знаем, что наши родные там говорили. И поэтому, когда родные пленных выставляют все данные, это категорически неправильно.
Я считаю, что во время обмена 21 сентября освободили не только медийных. Это не так. Во-первых, обмен был бы невозможен без Офиса Президента, без Главного управления разведки Украины. Давайте будем честными, это полностью их заслуга, и в их действиях есть логика. Просто не все могут ее проследить.
Мы видим, что освободили тех, кто был в самом опасном положении, то есть тех, кому больше всего угрожала смертная казнь, судебные приговоры. И то, что их освободили в первую очередь, — это не о медийности, а об обеспечении их безопасности нашим государством. Я понимаю эмоциональность некоторых девушек, потому что я тоже была эмоциональна, но у меня даже мысли не было, что обменяли ребят потому, что они медийны. Нет, им просто угрожала большая опасность, чем другим. Поэтому они первые.
Впрочем, есть вещи, которые нужно популяризировать. Например, об обращении с военнопленными по их возвращении, потому что многие журналисты не понимают, что люди жили очень долгое время за решеткой, в ограничениях, им нужно привыкнуть к тому, что они на свободе, принять это.
Также можно писать свои личные истории, чтобы другие могли сделать репосты и поддержать. Важно держать эту тему в информационном пространстве и дальше, но делать это нужно максимально аккуратно, чтобы не навредить тем, кто в плену.
Теракт в Еленовке
Когда произошел теракт в Еленовке, мне было очень страшно, потому что я увидела видео на одном вражеском паблике и, как мне тогда показалось, узнала своего жениха. У меня случилась истерика. Мне звонили по телефону его собратья и говорили, чтобы я подождала. Но у меня уже произошла истерика, что на видео он, и мой мозг просто не воспринимал другую информацию.
Когда ночью сбросили списки погибших, я перечитывала их по пять раз, вчитывалась в те фамилии, потому что среди них были собратья, с которыми я служила. И это было для меня шоком.
Фамилии моего жениха там не было, но все равно мои глаза зафиксировали то видео и все, я ждала еще больше какого-то материала оттуда, чтобы сравнить в хорошем качестве, чтобы убедиться, что это точно не он. Затем собратья, мои друзья провели определенную аналитику, определенный анализ данных видео и убедили меня в этом. Сейчас я точно это знаю, потому что вышли его собратья и сказали, что он жив.
Но вообще по Еленевскому теракту у нас до сих пор нет информации, мы ничего не знаем. Красный Крест там даже не был. Они говорят, что их не отпустили. Враг говорит, что они приглашают их, а те боятся, потому что обстрелы. Кто из них говорит правду — неизвестно. Это все очень сложно. Красный Крест идет на коммуникацию с нами, но это наши украинцы в этой организации. Им тоже болит и они пытаются как-то этому помочь, но Красный Крест — это не только представительство в Украине, это огромная международная организация.
На мой взгляд, Красный Крест недостаточно выполняет свой мандат.
Ассоциация семей защитников «Азовстали»
Большинство в нашей Ассоциации — это жены, невесты, мамы попавших в плен. Нашей первоочередной задачей было держать вопросы военнопленных в информационном пространстве. Этим мы продолжаем заниматься и сейчас. Также стараемся поддерживать семьи тех, чьи родные находятся в плену. У нас есть Оля, которая занимается направлением психологической поддержки для изъявивших желания. Она договорилась с санаторием, принявшим на реабилитационный период семьи защитников.
Еще одной нашей важной задачей является чествование памяти погибших. Мы делаем выставки художников, потому что считаем, что популяризировать юных художников, освещающих вопрос «Азовстали», — это тоже важно.
Кроме того, мы проводим много встреч, организовываем встречи семей с представителями власти, чтобы они могли задать свои вопросы, узнать процедурные моменты по обмену, знали, что им нужно делать.
Telegram: Ассоциация семей защитников "Азовстали"
У нас постоянно много дел. Это не только борьба за освобождение военнопленных, но и подготовка к встрече возвращающихся. Для них мы готовим специальные боксы «Наконец-то ты дома». Наша Аня делает огромную работу по этому вопросу, мы ей помогаем.
«Наконец-то ты дома» — сейчас наш основной проект. Когда он только стартовал, у наших государственных органов еще не было такого собственного проекта и на первых обменах такого не было. Мы презентовали проект, и это появилось в Национальном информационном бюро и Министерстве реинтеграции Украины. Мы понимаем, что, возможно, это последствия нашей деятельности, это радует. Может быть, мы на это их вдохновили.
Проект со временем немного видоизменился — раньше мы планировали класть гигиену в эти боксы и должны были вручать ее во время обмена, сейчас эту функцию взяло на себя государство, за что мы ему невероятно благодарны. Потому что ребята возвращаются ни в чем, они должны умыться, во что-то одеться. Это дает им государство и это классно.
Следующие партии боксов мы все же планируем частично комплектовать средствами гигиены (тем, чего не было в наборах от государства), которые уже нам предоставили компании на благотворительной основе, другую часть планируем передать в НИБ.
Мы, в свою очередь, снабжаем их теплыми спортивными костюмами, топовым бельем для мужчин и носочками, качественными рюкзаками, туристическими полотенцами, обувью для больницы, типа крокс, ну, и конечно футболками «Азовсталь. Украина принадлежит нам». Мы стараемся для каждого сделать максимально качественное наполнение, чтобы эти вещи послужили долго и напоминали о заботе. Мы минимизировали, структурировали наши боксы и тоже их раздаем. Сейчас развезли несколько партий «Азову» и морпехов, и это труднее, чем кажется как физически, так и морально. Теперь нам необходимо найти ответственных по другим подразделениям, которые помогут спискам с местоположением и готовы присоединиться к практической работе.
Telegram: Ассоциация семей защитников «Азовстали»
Поддержка
Я очень благодарна нашему государству за то, что оно возвращает наших защитников домой. Для меня это очень много.
Что касается организаций-гарантов, я на это смотрю как юрист. У нас есть Женевские конвенции, но нет ответственности за их нарушение. То есть враг может нарушать их, но ответственность никакую за это не несет. Я, конечно, благодарна Генсеку ООН, что он поднимает этот вопрос, но он это делает, потому что его поднимает общество, потому что об этом говорят во всех странах, проходят акции.
Это больше заслуга обычных граждан Украины, которые выходят на эти акции, чем непосредственно самих организаций.
Instagram @ecaterina_ez
Мы чувствуем невероятную поддержку общества. Последний яркий пример — это вышедший из плена Михаил Дианов. Его фото «до и после» облетели все медиа. Когда украинцы менее чем за сутки собирают более 6 млн ему на лечение — это о поддержке. Когда мир приглашает нас на акции и мероприятия международного уровня, это о поддержке. Когда Катю Прокопенко, жену командира полка «Азов», в Штатах встречают сенаторы — это о поддержке. Они хотят, чтобы мы выступили, чтобы нас услышали, чтобы наш голос там звучал.
Telegram: Ассоциация семей защитников "Азовстали"
Однако военнопленные в настоящее время находятся в информационном вакууме, они знают, что кто-то за них здесь борется, но не знают в каких масштабах. И когда они возвращаются и слышат, что мы сделали, то обнимают нас и очень благодарят.
Что касается поддержки родных и близких лично меня. Мне повезло, Бог подарил мне прекрасных людей рядом. Сейчас мне особенно помогают держаться дети — мои племянники. Когда я с ними, я переключаюсь, потому что им нельзя все эти эмоции видеть. Когда я с ними — мне легче. Ты с ними играешь и стараешься не демонстрировать все то, что переживаешь внутри и это тебя сильно отвлекает. Также очень поддерживает и помогает мама, хочет, чтобы я больше отдыхала. Поддерживают друзья, многие пишут, волнуются, находятся рядом. За это я им очень благодарна.
Меня давно спрашивают, что я буду работать, когда Украина победит. Я всегда отвечаю: «просто жить». Я не знаю, как другим, но я от этих «приключений», от всех этих потерь, от этого всего очень истощена. Погибли десятки, а то и сотни моих собратьев и друзей. Я просто сбилась со счета сколько бездействующих контактов у меня в телефоне. Одному своему товарищу я пишу три месяца и думаю, почему он мне не отписывает, а недавно узнала, что он в мае пропал без вести. Поэтому мы должны делать все, чтобы смерти погибших во время этой войны были не напрасны.
Приезжаешь в Европу на встречу, там все мирно, спокойно гуляют по улице, никто никуда не спешит, у них нет хлопот, что на них кто-нибудь сегодня-завтра сбросит ядерную бомбу, например, как сегодня у нас все волнуются за это.
Потому сейчас я хочу начать просто жить. Под мирным небом в своей стране. С глубокой любовью и уважением к ней, потому что все это делается ради Украины, ради нашего будущего.
