Винсент: Знаешь, что самое смешное в Европе?
Джулс: Что?
Винсент: Такие маленькие отличия. Там вроде все то же, что и здесь, но чуть-чуть отличается.
Только дай дантисту из Лос-Анджелеса заглянуть тебе в рот — он тут же заверит, что все зло от зубов мудрости, пусть даже они в отличном состоянии. И это зло будет подступать постепенно, как биомасса в фильме «Капля», пока его не искоренить. В итоге — у тебя, как у всех американцев, на два зуба меньше, а у дантиста новые часы. Киевлянину, привыкшему, что ночью в городе можно хоть педикюр сделать, довольно трудно смириться с тем, что в роскошных Каннах все закрывается на обед с 12 до 14.30. Но привыкнуть к тому, что на шикарной набережной Круазет есть вероятность вступить в собачью мину, просто невозможно. «Я обожаю своего песика, — мурлычет благообразная старушка, сидящая на голубом стульчике. — И даже делаю ему укладку. Но ходить за ним с полиэтиленовым пакетом... Это как то не по-светски». Канны маленький, но очень светский город.
Канны, край светскости
«Все дело в ле стандинг», — говорит бармен величественного отеля Саrlton (58 bd. de la Croisette) про особый статус Канн. Он называет Сен-Тропе большим бедламом, Антибы слишком современными, Ниццу — похожей на мегаполис. В Монте-Карло приезжают играть в казино те, у кого больше денег, чем класса. Но Канны сохранили свой снобистский статус, «ле стандинг». Эту сказку про светские Канны вам расскажет любой бармен в любом местном отеле, особенно если на вашем стуле болтается норковая накидка. Cказку о том, как раньше в Канны приезжали короли, как здесь зимовали аристократы или как Брижит Бардо появилась на пляже в бикини, заставив встать по стойке смирно моряков пришвартованного в местном порту американского авианосца.
Каннский миф основан на альянсе сказок старой Европы и Голливуда. Он берет свое начало в 50-х, когда князь Монако Ренье женился на актрисе Грейс Келли. Их звездный брак породил не только разнокалиберную толпу наследников, но и стал основой гламура Французской Ривьеры — смеси американского богемного кутежа и европейской аристократии. «Однако теперь Канны совсем не те, что раньше, — вздыхает бармен. — Cреди хозяев яхт стало слишком много иностранцев, и они по-французски ни хрена не говорят». Летом Канны не отличить от любого другого курорта на Лазурном берегу. Тот же русско-арабский саундтрек, те же декольтированные барышни со своими лощеными спутниками; огромные яхты, которые с трудом помещаются в бухтах. Но ранней весной, ко-да официанты бездельничают, а окна домов закрыты деревянными ставнями, Канны дьявольски симпатичны.
Городок начисто лишен достопримечательностей, конечно, кроме лазурного моря и дедушки Жака за барной стойкой с газетой и стаканчиком пастис. Улицы Антиб и Мена-дьер вяло торгуют пляжными шлепками и смокингами — сочетание, необходимое только в единственном меcте на планете. В супермаркетах чумеешь от покупателей с чековыми книжками. А их много. Оплата покупок при помощи чека – возня небывалая: сначала ручкой надо заполнить чек, потом кассир проверяет удостоверение, потом штампует чек, потом что-то пишет. Интернет в Каннах коварный — попробуй снять домик с Интернетом. Он там будет, но такой, что нажимаешь enter, отправляешься в булочную, возвращаешься — а страница только открылась. В Каннах лучше всего бездельничать. Поэтому нужно приезжать в воскресенье, желательно после бурной вечеринки, чтобы почистить перышки и прийти в себя. Первым делом следует отправиться на рынок за дарами Прованса, потом съесть дюжину устриц в ресторане Chez Astoux (43 rue Félix Faure), а потом сесть на голубой стульчик лицом к морю и ловить носом солнечных зайчиков, что в Киеве, согласитесь, сделать совершенно немыслимо.
Лос-Анджелес, прекрасный бардак
В первый день в городе всегда теряешься. Это все равно что оказаться в кино или в телеcериале. В ресторане The Ivy (113. N. Robertson Blvd) ищешь глазами Анжелину Джоли или Джорджа Клуни, и в каждом старичке в бейсбольной кепке пытаешься узнать Стивена Спилберга. На второй день начинаешь привыкать — и город уже перестает казаться декорациями к байопику о твоей собственной жизни. А на третий день отношения с Лос-Анджелесом вообще складываются домашние. На улицу выходишь в тапочках, садишься за руль в купальнике и забываешь, что есть одежда черного цвета. Этот цвет — no-no в L.A. Многие радости жизни в городе разлиты по бутылкам, разложены по тарелкам и завернуты в нарядные обертки. Поэтому в Лос-Анджелесе нужно обязательно ходить по бутикам, ресторанам, забегаловкам, барам, дайвам и ночным клубам. Нужно есть бургеры, пить молочные шейки, оставляя как минимум двойной налог на чай.
Женщины постоянно обмениваются комплиментами по поводу внешности: «Дорогая, мне так нравится твой новый бюст. Ты у кого делала?» Не похвалить при встрече внешность подруги — дурной тон. Невысказанный комплимент повиснет в воздухе как грозовая туча. Маникюр и педикюр стоят 20 долларов, а за двойной номер в Chateau Marmont (8221 Sunset Blvd) нужно заплатить 370 и не искать роскоши — это самый гламурный отель в городе. Еще одно обязательство — брать машину с открытым верхом. От этого город приобретает совсем другой тактильный градус. Человек в закрытой машине едет как бы из пункта А в пункт Б, и город лениво разматывается у него перед глазами. Человек в кабриолете становится частью пейзажа. У него увеличивается угол зрения, его жалит ветер, и, главное, он уже не мчится, а растворяется в атмосфере города. Не знаю как вы, но лично я редко в своей жизни испытывала настолько осязаемое счастье, как за рулем кабриолета Сhevrolet в Эл-Эй. На скоростных дорогах пробки образуются без всякой причины — ни ремонта, ни аварии. Ну сидят на обочине какие-то люди, подкручивают колесо, никому не мешают, или мама утирает нос сыну. «Ну да, — говорит мексиканский парень на заправке, — у нас обожают смотреть, что там у кого на дороге стряслось, и специально притормаживают». А двойник Мэрилин Монро тем временем помоет ваше лобовое стекло.
Очумевая от жары, ты осознаешь — в Эл-Эй варится самый концентрированный на свете экзистенциальный бульон. А главный секрет Эл-Эй в том, что в городе нет туристов. Как только проходишь пограничный контроль, сразу превращаешься в местного и обзаводишься любимыми ресторанами, забегаловками, магазинами. Город-паук опутывает тебя массой тонких нитей так, что потом страшно не хватает именно того вкуснейшего шейка, того загорелого парня или того детского восторга, потому что Клуни за соседним столом. И улетая в Киев, понимаешь — по-настоящему уехать из Лос-Анджелеса все равно не удастся.
Читайте также:
Сетевое окружение
12 друзей оушена
