imageKогда-то один юноша спросил меня о возрасте. «Четырнадцать!» — выпалила правду. «Так легко это говоришь?! — удивился мальчик. — Не стесняешься, не прибавляешь. Как будто тебе тридцать». Тут уже не ожидала я.
Да, надоело слушаться старших. Но в остальном — плохо разве? Водить мотороллер можно. Незаметно от мамы краситься — можно. Тайно покуривать — пожалуйста. До окончания школы сущие пустяки. При чем тут тридцать?! Спустя некоторое время совершенно другой юноша сообщил, что до тридцати собирается издать роман. И не один. Что Нобелевскую премию хочет. Известность. Поклонниц. Заметки в прессе. «Тебе уже двадцать один, — говорил он, — нельзя катиться по рельсам. Нужна оформленная цель. Тридцать не за горами». — «Конечно-конечно, — соглашалась я, качая грудную дочь. — Нужна цель. Оформленная».
Настал день, когда моим приятелям одному за другим исполнилось тридцать. Отвязные и лихие празднования они променяли на поздравления по телефону. Нехотя благодарили, отключались, заходили в фейсбук, чтобы хмуро улыбнуться шуткам о дряхлости и почувствовать себя по-настоящему нужными. «Я чего-то достиг, — сказал один из них при случайной встрече, — я счастлив, что мне тридцать и все это было не зря. Мне есть что вспомнить. Есть!» — «Да что вы носитесь с этим своим тридцатилетием! Словно не было, например, Бальзака, начавшего писать книги в сорок!» — возмутилась я в ответ. Но — молча, чтобы не обидеть практически пожилого тридцатилетнего человека рядом. Однако дочка, которой было четыре — маленькая нигилистка, плевавшая на чувства средневековых развалин, — на всякий случай уточнила: «Тридцать лет? А потом сорок? А потом пятьдесят? Мама, а что потом — семьдесят?»
И сейчас, когда тридцать действительно не за горами, я стала замечать: не только мужчины считают нужным позаботиться о важной дате. Если верить психологам, их черед волноваться по-настоящему наступит десятью годами позже. А пока почти все мои подруги неожиданно подтянулись. Надели платья. Обзавелись хобби и постоянством. У каждой появилось что-то любимое: бренд одежды, страна для путешествия, марка помады или порода собаки. «Не знаю, чего хочу» — стало недопустимым и оскорбительным. «Не знаю, что завтра» — преступлением. Напропалую цитируют Коко: «Если женщина до тридцати не стала красавицей, она либо ленива, либо дура». Исповедуют позитивизм и всем сообщают о собственных достижениях. «Некрасивая? Это не о нас, конечно. Мы не дуры. Мы себя знаем!» Да, к тридцати оформились давние внутренние желания. Больше не довлеет мама, завуч или секретарь из деканата. Появилась свобода выбора и потребность нести за нее ответственность. Но все это странным образом идет вразрез с выстроенным внешним миром: ранним замужеством, очаровательной двойней, карьерой в бесцветном офисе, квартирой в кредит и намеком на первые морщины. Да, наладилось снаружи. Да, наладилось внутри. Однако вместе оказалось несводимо. Хочется татуировку, кататься на серфе или провести зиму в Камбодже. А нужно готовить мужу завтрак и вести сына в детский сад. Либо хочется сына и мужа, а вместо — бесконечные рабочие поездки в Камбоджу, когда не успеваешь перепаковывать багаж. Все равно что объединить в комнате сейшен малолетних панков и бабушку, звонящую в милицию. Хотя даже это органичнее, чем женщина в кризисе тридцати. Сложно в первую очередь тем, кто не определился с призванием. Почему-то принято думать, что тридцать — последняя точка «все успеть». Между упадками настроения девушки начинают носиться в поисках новой работы, настоящего мужчины, качественного ботокса. Срочно вспоминают, что же их увлекало в детстве, и страшно нервничают, понимая, что больше не получают от этого удовлетворения. Вся суматоха происходит под эгидой бесконечных доказательств перед лицом неизвестного врага (времени) и известного (окружающих), что тридцатилетние способны на многое. Практически нашли свой стиль. Не хуже той Ланы Дель Рей, но гораздо индивидуальнее. Нашедшие призвание испытывают куда меньшее беспокойство. Подобно атомной лодке, которая не нуждается во внешних источниках энергии. Сама себе вырабатывает чувство радости, меланхолии или удовлетворения. Период накопления базовой информации завершен. Теперь можно выбирать, чем интересоваться. Куда плыть. И делать это искренне. Без утомительных объяснений. Даже не повторять себе: ты не парус, спешащий за ветром, а атомный крейсер! В двадцать лет тоже приходилось сочиться энергией. Только автономный реактор работал стихийно, иногда перегревался. Иногда угасал. Часто искал, где бы зарядиться. Теперь все наладилось. Можно выдохнуть. Избежать кризиса с помощью легкой корреляции распорядка дня. И уверенно двигаться дальше. Но и метания первой группы рано или поздно чем-то заканчиваются. Кто-то находит мужа. Кто-то — любимое дело. Кто-то принимает обстоятельства и осознает, что всегда шел верным путем. Следующий кризис не скоро. Силы еще есть. Энергия вырабатывается автономно. И совсем не хочется отвечать: «Четырнадцать!» на вопрос о возрасте, хотя сигареты продают куда реже, чем тогда, — теперь требуют паспорт.
А тот, что носился с «нобелевкой», кстати, издал второй роман. По заметкам в прессе ясно, что хуже первого. Через месяц этому пожилому человеку стукнет тридцать лет. Дальше — только семьдесят.
