Всех уволили, а меня повысили...

Когда новое назначение совпадает с сокращением половины коллег, карьерный взлет не приносит радости. Поэтому текст предоставлен на условиях анонимности. Имена и фамилии действующих лиц изменены, и любое совпадение является случайным

«И живые позавидуют мертвым!» — прорычала коллега, швыряя передо мной на стол пухлые папки с документами, откуда на меня ливнем сыплются незаключенные договора, неоплаченные счета и неподписанные служебки. Глядя на кипу переданных мне дел, я начинаю испытывать животный страх на фоне зашкаливающего чувства вины. Этой милой женщине, так же как и остальным 20 моим коллегам, сегодня объявили о сокращении. Я смотрю на нее с благодарностью. Спасибо, что хоть в лицо мне эти папки не швырнула, ведь я единственная в отделе, кого миновало сокращение. И все было бы не так грустно, если бы на фоне массовых корпоративных трагедий меня еще и не повысили.

В глубине души я, конечно, горжусь собой: хороший, видимо, специалист, незаменимый человек, работяга. Да что уж там мелочиться, просто гений! Но на самом деле я-то знаю правду.… Когда всем плохо, чувствовать себя хорошо — противоестественно и наказуемо. Сдается мне, что пророчество пожилой дамы из бухгалтерии исполнится и я буду «вечно гореть в аду за свою мелкую подлость и дешевые интрижки».

Еще в начале лета по компании пронесся слух о волне сокращений, которые «будут способствовать оптимизации и упрощению внутренних бизнес-процессов». Мы отмахивались с недоверием, ведь наш отдел только-только начал формироваться, руководство дополнительно наняло несколько маркетологов и аналитиков — роскошь на сегодняшний день, продажи шли, бюджеты подписывались. Мы с упорством долбили по клавиатуре и отвечали на телефонные звонки, пока не наступила глубокая осень.

В офисе царила параноидальная атмосфера. «Сокращают…» — слышала я шепот из каждой щели. На стол сотрудников бесшумно опускались листочки-уведомления. Отдел кадров партизански молчал, руководство скрывалось в овальных кабинетах, мы сидели — ждали. Никому ничего не объяснили, никто никого не выслушал. Над нашими головами сверкали разряды неопределенности. Увольняют человека или нет, можно было только догадываться, поскольку и между собой мы эту тему старались не эксплуатировать. Все это напоминало игру в «мафию»: ни один честный житель не знает достоверно, кто в игре принадлежит к команде противника.

Я противник. Я остаюсь. Президент компании вызвал меня и поручил возглавить управление по налоговому планированию и бюджетированию вместо моего босса Ильи Александровича. Его увольняют. Не только его. Шестидесятилетнюю Лену (согласовывает договора), многодетную мать Аню (планирует бюджеты), талантливую Ирину (налоговый консультант), одинокую Марину из Одинцова (экономист), неповоротливую добрую Ксению (бухгалтер), неделю назад нанятую Наташу (ассистирует всем), просто толкового управленца Аркадия, бабушку-курьера Наину Михайловну (куда ей идти?!). Увольняют всех, кроме моей помощницы Светы. Ненавидит работу по определению, а меня по настроению.

Я захожу в наш офис. Мои скоро бывшие коллеги штудируют трудовое законодательство, обсуждают компенсационный пакет, готовятся. Можно ли вообще быть готовым к тому, что ты не человек, а штатная единица? Мой босс понимает угрозу, но держится мужественно: «Быстрей бы мне выплатили три мои зарплаты, я устал. Пусть сокращают!» Я ему не верю. А еще жалею. Он не догадывается, что компенсацию ему не заплатят. Смотреть в глаза тяжело.

Хорошие, порядочные, добрые, активные, трудяги, веселые, многодетные, пенсионного возраста, боевые, умные, эффективные, старожилы, просто старые, с больными детьми, со съемными квартирами, с кредитами, с родителями, с долгами, незаменимые…Все эти характеристики для моих боссов гипнотизирующе пусты. Они взяты из иностранного словаря, из другой папки, из мусорного ведра. Не вписываются в сложную концепцию оптимизации эти люди со своими личными делами. «Вы такая добрая, моя дорогая. Думайте лучше о себе», — расплывается в улыбке финансовый директор Татьяна Геннадьевна — чудовище с головой немого карпа, туловищем козы и хвостом дракона.

Когда мои коллеги узнали, что я остаюсь, они перестали со мной разговаривать. И дело не в том, что я хуже работала. Я просто «не заслужила», потому­ что в этой компании я всего ничего — пять месяцев, а они пять лет. Если я изначально бы­ла в их команде чужаком, то теперь стала ненавистной парией. Они замолкают, когда я вхожу, бесследно исчезают во время обеда, мило улыбают­ся и не­естественно растягивают: «Привеееет!» Ситуация осложняется тем, что все они по идее должны передать мне дела. Го­ры дел. И поскольку я заинтересована в этом больше, чем кто бы то ни было, приходится эти дела вымаливать. «Оксана, сможешь встретиться со мной в пять и обсудить статус проек­тов на сегодняшний день?» — «Нет». — «Когда тебе будет удобно?» — «Никогда неудобно». — «Может быть, завтра?» — «Завтра я в отпуске, а потом я ухожу насов­сем. Извини». При­ходится принимать дела не полностью. «Обновление телефонной базы — это все, чем ты занималась?» — «Да», — невозмутимый взгляд.

Я, может быть, и хотела насладиться своим повышением и живучестью, но укоризненные глаза из-за офисных перегородок не давали мне такой возможности. За это время я побывала «карьеристкой», «чьей-то любовницей», «интриганкой» и «хапугой». Только вот никому не объяснишь, что жизнь моя на фоне постоянного чувства вины и самоуничижения превратилась в череду бесконечных правлений, вызовов на ковер, нереальной ответственности и в тонны бумаг. Каждый из моих многочисленных боссов в совете директоров считал необходимым напомнить мне в личной беседе, кому я обязана своим спасением. «Именно я отстоял твою кандидатуру, дорогуша, так что не забывай, кто твой ангел-хранитель». И так каждый.

Света ходила на работу с завидным непостоянством, хамила и отказывалась выполнять поручения. «Светлана, какие у тебя планы на завтрашнее утро?» — спрашиваю я. «А ты что, хочешь меня куда-то пригласить?» — «Нет, хочу, чтобы ты с утра заехала в наш офис на Кутузовском и передала документы». — «Знаешь… нет… не получится, — долго думает. — Я не готова так далеко ехать, у меня гипертония». И ничего не поделаешь. Она здесь навсегда, а я на столько, на сколько ей понравлюсь. Она блатная. Деталей не знаю.

Когда мне особенно тяжело, вспоминаю, как совсем недавно я искала работу. Как каждый день обновляла свое резюме на специализированных сайтах, как настойчиво звонила агентам и компаниям, как строчила длиннющие письма, как бежала из одного конца города в другой, чтобы успеть на интервью. Готова была ездить в самые отдаленные точки, а оттуда на корпоративном транспорте. Готова была дозваниваться до раздраженного отдела кадров после брошенных трубок и обрубленных слов. Готова отвечать на самые некомпетентные вопросы кадровичек. Готова сидеть в одной очереди с неопытными студентами. Все, что угодно, только бы работу найти. Помню, как отправила первый раз резюме на позицию ассистента (с моим пятилетним управленческим опытом), а потом два дня плакала, потому что даже оттуда ответ не пришел. Помню, как первый раз начала экономить и пересела на метро, а потом просто перестала вылезать из дома. Помню, как с шампуня Shiseido перешла на «Кроху». Помню, как уволила домработницу и сама скребла окна. Помню, как было стыдно в незнакомой компании отвечать на вопрос: «Где ты работаешь?» Когда я думаю об этом времени, то никакая Света, никакие интриги, усталость, нервы не заставят меня пожаловаться на свою судьбу. И никогда я не смогу радоваться увольнению других людей.

Илья Александрович должен уйти и уступить мне свое место. Он только что выяснил это, а еще и то, что никакие ожидаемые выплаты не будут проведены. Глаза его наливаются кровью, он шипит: «Это тебе так с рук не сойдет. Ты пришла как ученик, как гость, а сейчас вскарабкалась на мое место, ведьма! У вас будут проблемы с фискальными органами. Нанесу такой урон, вовек не разгребешь!» Он хватает телефон и начинает активно рыскать в записной книжке, изредка косясь на меня лютым глазом. «Если от этого вам станет легче, Илья Александрович», — говорю я. «Иди наверх и скажи: если не будут решать по-хорошему, я вам всем устрою». — «Хорошо, — говорю, — устраивайте».

Илья Александрович никогда ничего не устроит. Он добрый человек, выдержанный мужчина, профессионал. Он никогда не кричит, он подходит к решению вопросов с максимальной корректностью. Он многое видел и широко мыслит. Работой с ним я горжусь, его я жалею. Никогда я не смогу понять, до какой степени нужно довести человека, чтобы он за секунду превратился в разъяренного зверя в капкане.

Я иду на работу с полным ощущением недолговечности. То, что сегодня я называю работой, завтра может оказаться карой небесной. Мое рабочее место, мой самый стратегический актив может легко превратиться в обычный кусок дерева. Навстречу мне идет моя сокращен­ная коллега Маша. Она в джинсах, волосы растрепаны. «Вот, накупила книг, уезжаю в Испа­нию», — хохочет она. «Денег за­платили?» — «Нет, с квартиры придется съехать». — «А как дальше?» — «Как-нибудь», — она весело машет мне рукой. Я смотрю на нее и сочувствую сама себе. Я всегда хотела поступать по совести. Всегда хотела быть справедливой. Не уверена, что сегодня у меня это получается. Живая, я завидую «мертвым».

От ELLE. Еще до публикации статья вызвала жаркие споры. Редакция обсуждала, цитировала, давала почитать друзьям и знакомым. Среди них оказалось немало крупных работодателей. И они расценили этот материал как вызов. Легко рассуждать с позиции работника, считают они, легко жалеть, сочувствовать. А каково приходится начальнику, которому в условиях кризиса надо уволить и одинокую мать, и талантливого управленца? В следующем номере ELLE решил дать слово работодателям. А что думаете вы? Пишите на editor@elle.ua

Иллюстрации: Елена Цареградская

---