Она не дожила всего год до 90-летия — с тяжелейшим сердечным приступом не смогли справиться даже лучшие врачи. Поверить в то, что Майи Плисецкой больше нет, почти невозможно. Кажется, она была всегда. Менялись правители, рушились режимы, а она продолжала танцевать. Если есть имя, которое символизирует балет, то это имя Майи Плисецкой.
О ПАРИЖЕ
Это интервью она дала журналу ELLE Russia в 2005 году — в ее любимом Париже, а по ту сторону объектива стояла сама Беттина Реймс, личный фотограф президента Франции. Каждому приезду во французскую столицу Плисецкая радовалась, как ребенок. Это ее город. Столько с ним всего связано. Вот гостиница «Скриб», здесь она жила, когда впервые приехала покорять Париж. «Я весь город тогда избегала вдоль и поперек». Или здание Opera Garnier, которое мы привыкли называть Гранд-Опера, где в 1961 году, после памятного «Лебединого озера», ее признали лучшей балериной планеты.
Я бы хотела прожить двести лет. Но проживу только сто
О ЛЮБВИ
Когда их видели вместе с мужем, Родионом Щедриным, было очевидно, как много он взял на себя, оберегая Майю от ненужных контактов с реальностью. Кто-то должен был помнить о расписании рейсов, билетах, паспортах, звонках — всей этой презренной прозе жизни, которую Плисецкая почти не удостаивала вниманием. И не потому, что была не от мира сего. Просто ей это было совсем не интересно. К счастью, был Щедрин, который легко справлялся с чемоданами и звонками докучливых поклонников. И иностранными языками, в отличие от нее, владел.Он был ее поводырем, мужем. А она? Музой, женой и еще немного строптивой дочкой, за которой нужен был глаз да глаз. «Манюня, надень зеленое карденовское платье. Не пей эту воду. Там лед. Тебе нельзя». Щедрин — сама забота. Как им удавалось сохранять эту нежность, оставаясь столько лет вместе?
О МОДЕ
Она первой вырвалась из неволи советских запретов и страхов. Первой стала звездой с мировым именем и планетарной славой. К тому же не было в нашем отечестве другой женщины, которая умела бы так откликаться на все новое, предвосхищая и даже диктуя моду на сцене и в жизни. Удивительно, ведь в ее прошлом все, как у всех: коммуналки, очереди, дефицит, спекулянты с импортным добром. Первые выезды за границу, когда ей было уже за тридцать. И первый шопинг на заветные суточные. Пережив гибель отца, ссылку матери, нищую юность, она любила королевские жесты: например, однажды после спектакля сняла с себя бриллиантовые серьги и подарила их еще юной балерине Сильвии Гиллем, чей танец Плисецкую потряс. Она была поэтом красивых жестов, но за ними всегда скрывались движения большой души. Вспомните ее снимки конца 1940-х годов, где она в лихо заломленной серой каракулевой шапочке и с затянутой осиной талией: ни дать ни взять русская амазонка из модных коллекций Prada.
Сожалеть о том, что не случилось, глупо. А тем более — о том, что уже произошло
Но свой стиль она найдет позже. В ее мемуарах есть забавный эпизод визита к Коко Шанель на рю Комбон. Сохранилась даже историческая фотография: Майя — в центре, а по бокам два «священных чудовища» — старый балетный лев Серж Лифарь и великая Мадемуазель. Хотя вещи Chanel Плисецкая почти не носила. И дорого, и слишком буржуазно. Ей больше подошла эффектная геометрия Пьера Кардена с его всегдашним культом новизны и утопией вечной молодости. Одной из первый Плисецкая стала носить пальто макси в сочетании с высокими сапогами-ботфортами. Отважно примерила стиль military. И, кажется, первой в СССР надела белую норковую шубку мини.
